Пуговица, или серебряные часы с ключиком

— Ах, погоди, дорогой капитан,
Очень боюсь я неведомых стран!
Есть еще добрый отец у меня,
Дочку спасет он от черного дня. —
Вот и приходит ко мне наконец,
Плач мой услышав, любимый отец.
— Батюшка! Новый продайте кафтан,
Чтобы меня не увез капитан!
— Нет, не продам я такую красу,
Жизнь твою юную я не спасу. —
…Скрылся корабль, разбивая мечту,
Флорию он увозил на борту.

— Ах, погоди, дорогой капитан,

Очень боюсь я неведомых стран!
Матушка добрая есть у меня,
Дочку не даст увезти за моря. —
Добрая матушка вскоре пришла,
С грустью на дочку глаза подняла.
— Мама! продайте бесценный сафьян,
Чтобы меня не увез капитан!
— Нет, не продам я такую красу,
Жизнь твою юную я не спасу. —
Скрылся корабль, разбивая мечту,
Флорию он увозил на борту.

— Ах, погоди, дорогой капитан,

Очень боюсь я неведомых стран!
Есть ненаглядный жених у меня,
Он мне поможет скорей, чем родня. —
Вот и явился красавец-жених.
Море затихло и ветер затих.
Девушка шепчет, не глядя в лицо:
— Милый! Продай золотое кольцо…
— Тут же кольцо продавать понесу,
С радостью жизнь молодую спасу! —
Скрылся корабль. А жених пировал —
В жены прекрасную Флорию взял.

— Иду! Иду! — крикнул Генрих и побежал.

Он заглядывал туда и сюда, словно не подозревая, кто где прячется. Совсем близко подходил и отворачивался: пусть, мол, у них поджилки трясутся.

— Правда, Лузар, я бы ни за что не догадался, что ты в бочке сидишь! — И снова Генрих стоит лицом к кирпичной стене и тараторит, как это делают все ребята, выручальный стишок.

А ведь никто не может сказать, что ты подглядываешь! Для этого надо только чуть-чуть развести пальцы, и сразу в щелочки станет видно, даже как летучие мыши проносятся над крышами. И ребят всех видно. И лягушки квакают, и кузнечики стрекочут, и где-то вдали лает собака… Эта девчонка с большими глазами второй раз прячется вместе с Петрусом!

В один из заходов Генрих побежал сразу же за Сабиной. Он мог бы и обогнать ее — ножки-то у нее после болезни слабенькие, будто стебельки. Он бежал и слышал, как она задыхалась, и все же позволил ей выручиться. Потом преспокойненько отправился к месту, где лежали одна на другой несколько борон.

— Выходи, Фидлер Лут, вижу тебя! — крикнул он и побежал к стене.

Но все это время он думал о том, куда он спрячется вместе с Сабиной.

— Сабина! — позвал он не очень громко. — Сюда, Сабина! — И тут же услышал, что она бежит за ним.

Да, это была, пожалуй, самая надежная прятка — в садике у Штифелькнехта. Под навесом за сараем для коз.

Они сидели на корточках. Луна заглядывала сюда, и Сабину можно было хорошо разглядеть… «До чего же она худая, — думал он. — Боже мой, до чего ж худая! И почему у нее такие большие глаза? А как трудно сейчас что-нибудь сказать!»

— Сейчас многие болеют тифом, — сказал Генрих в конце концов. Ну, а на большее у него уже духу не хватило.

— Вдруг хозяин выйдет? — сказала девочка.

— Ничего он не выйдет.

— А если ему коз кормить?

— Он давно уже накормил.

Так они и сидели и слушали, как спускалась ночь…

Неожиданно Генрих заметил, что и девочка смотрит на него. Он сразу сконфузился.

— Где твоя фуражка? — спрашивает она.

— Фуражка? Я ее надеваю, только когда по бургомистерским делам хожу, — отвечает Генрих, чувствуя, что ее большие глаза все еще смотрят на него. Он наклоняется вперед и прислушивается. Подбирает соломку, сует ее в рот.

Слышно, как Фидер Лут кричит: «Иду!» Они пригибаются ниже, и Генрих чувствует, как она коснулась его плечом.

— В жизни ему не найти нас! — говорит Генрих и почему-то слышит, как у него бьется сердце. — Пора, Сабина, они все уже выручились!

Они пробежали садик Штифелькнехта. Генрих дал руку Сабине, а то как бы она не упала, споткнувшись о поилки для кур! Но перед пекарней она отпустила его руку.

Потом они уже прятались поодиночке. И так четыре раза подряд.

До чего ж хорошо было бегать, кричать, верещать, незаметно подкрадываться!.. Они носились как угорелые и, добежав до стены, падали на нее обессилев. «Палочка-выручалочка, выручи меня!»