Пуговицы и кружева

Она смущенно посмотрела на меня, не понимая, что вызвало мой гнев:

– А что я такого сделала?

– Ты разговариваешь. И этого уже достаточно.

Ее глаза сразу погрустнели, боевой настрой пропал.

– Я хотела поблагодарить тебя…

– Ты уже поблагодарила. Ступай.

Я хотел отделаться от нее как можно быстрее. Мне следовало успокоить свой гнев, и делать это нужно было в одиночестве.

– Ты гораздо лучше, чем сам думаешь. Вот все, что я хотела тебе сказать.

– Пустяки.

(Уходи нахрен отсюда!)

Она вспыхнула от моей нелюбезности:

– Да в чем дело-то? Я пришла высказать тебе свою благодарность и уважение, а ты кочевряжишься!

От удивления у меня вытянулось лицо.

– Я кочевряжусь?

– Да. Именно так это и называется.

Ее слова меня завели. Я уже ждал, что она закатит мне оплеуху, а потом вопьется поцелуем прямо в губы. Я встал из кресла и обошел свой письменный стол, трясясь от злобы. Впрочем, злоба была уже несколько иного рода.

Когда я подошел к ней, Перл даже не вздрогнула. Со вчерашнего вечера я был для нее безвреден.

Я сгреб ее волосы в кулак и нагнул ей голову так, чтобы ее губы оказались напротив моих. Я влепил ей поцелуй, почти расплющив ей рот. Рукой я обхватил ее стан, прижал ее к себе, чтобы она смогла почувствовать, как мой член желает проникнуть в ее узенькую пи*ду.

Сначала она не отвечала на мою ласку, но спустя несколько секунд ее губы уже терлись о мои с той же силой и страстью. Один раз мы даже стукнулись зубами, но мне и это понравилось. И ей тоже. Она овила рукой мою шею и запустила ногти мне под кожу.

Я сжал пятерней ягодицы Перл и оттолкнул ее:

– Будешь еще раз так со мной говорить – увидишь, что с тобой будет.

– Очень надо!

– Да плевать!

– Я пришла сюда, чтобы сказать тебе…

– Ты пришла сюда, чтобы управлять мной. Но ты крепко ошибаешься, если думаешь, что уже окрутила меня, коли я не бью и не трахаю тебя. Ты вообще ничего не поняла. Я из тех, кто способен закопать (и закопаю!) человека у себя на виноградниках! Я способен убить ни в чем не повинного человека только потому, что он встал у меня на пути! И тебе не следует заявляться ко мне в кабинет расфуфыренной и думать, что я сразу же упаду перед тобой на колени! – Говоря все это, я обхватил ее за талию и так сильно притиснул к себе, что Перл вздрогнула. – Я не отпущу тебя. Ни сегодня, ни завтра. Никогда. Единственный для тебя выход отсюда – ногами вперед. Я убью тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты знаешь, что ты дура, а?..

Как же я ненавидел ее, вот так стоявшую передо мной. И как же я ее любил. Твою мать!

– Когда сюда заявится Кейн и будет просить тебя прострелить мне голову, ты этого не сделаешь. Тогда он попытается выстрелить сам, но ты закроешь меня своим телом. Кого ты здесь дурачишь, Кроу? Ты – хороший.

Я зарядил ей оплеуху. Бил я не со всей силы, иначе она бы после уже не встала.

– Не смей говорить обо мне так, словно ты сто лет меня знаешь! Ты вообще ни черта не знаешь! Я придушу тебя голыми руками! Прекрати приписывать мне чужие качества! И даже не вздумай пытаться переделать меня!

Она отвернулась и схватилась рукой за щеку, унимая боль от удара. Так и стояла спиной ко мне, приходя в себя от неожиданности моего поступка.

– Я могу и повторить.

Я действительно мог.

Она повернулась ко мне, все еще держась за щеку. Но вместо слез я увидел в ее глазах изумление. Она на самом деле не верила, что я способен поднять на нее руку, как последняя сволочь. С быстротой змеи она вскинула руку и закатила мне ответную пощечину – изо всех сил.

Моя голова дернулась от удара, и я почувствовал, как щеки заливаются краской. И вовсе не от боли. Меня обожгло внутренним огнем, который пробудил чудовище, таившееся внутри меня. Член мой рвался вон из штанов. Я страстно желал впиться ей в губы. Мне хотелось крутить и мять соски ее грудей, пока она не закричит от боли.

Я отвернулся от нее. Ноздри мои трепетали. «Вот бы разложить ее прямо тут на столе и трахать», – пронеслось у меня в голове. Никогда еще женщина не била меня по лицу – ну, за исключением тех случаев, когда я сам просил об этом. А в этой была натура, словно бритва, которой я желал бы зарезаться. Она была покруче большинства моих охранников. Характером она выдалась под стать моему собственному. Ох, никогда еще у меня не было такого мощного стояка!

– Еще раз сделаешь так – и увидишь, что получится! – сказала она, направив палец мне в лицо.

Искушение было чудовищным.

– Если ты не хочешь, чтобы я отпи*дил и вые*ал тебя прямо на этом вот столе, то лучше уходи.

У меня начали трястись руки. Мне едва удавалось сдерживать рвавшегося из меня зверя. Кровь бурлила в жилах.

Она повернулась и направилась к двери. Мудрое решение. Но вдруг она замедлила шаги у одной из картин. В кабинете их висело штук двадцать, и все кисти одного и того же художника. Какие-то были уникальны в своем роде, созданные преимущественно из пуговиц.

Она словно забыла о скандале и стала рассматривать полотна. Ее взгляд остановился на одной: выписанные акварелью холмы и убегающие вдаль ряды виноградных лоз. Каждый такой ряд был сделан из пуговиц. Картина была необычной, но красивой и оригинальной.