Пуховичок из Эфиопии

«Хороший парень, этот завскладом. А главное, надежный, – думал Сидоров полчаса спустя, уже разместившись в купе скорого поезда Москва-Симферополь. – Но вот «Капели» он, кажется, мало захватил. И «Чарки» лишних пара бутылок ему бы не помешали!» И тут же решил по приезду в город N. позвонить своим коллегам в Турцию – пусть встретят Еремеева в аэропорту, в зале для транзитных пассажиров, да передадут ему хотя бы еще литра два… Или даже пусть три литра «смирны» в сумку положат. Ничего, не обеднеют. А Еремееву без презента появляться в Аддис-Абебе никак нельзя. Кто знает, какие там у местных грузчиков аппетиты?

Так Сидоров и сделал: приехал к себе в город N. и позвонил. А уж ребята из Анкары, скажем прямо, не подкачали.

Так что в Аддис-Абебу Еремеев летел уже с двумя сумками – своей и той, что ему вручили в Анкаре какие-то хмурые люди в штатском. Когда «Боинг» проваливался в воздушную яму, в обеих сумках громко булькало: в той, что из Анкары – сдержанно и по-турецки, а в нашей – громко и от всей души. Но вот загорелась в салоне надпись, призывающая пассажиров застегнуть ремни, и дальше скучать Еремееву уже было некогда. Проверка виз, выдача багажа, таможенный контроль, поиски такси на жуткой африканской жаре… Да, и грузчику на чай хотя бы доллар дать не забыть, иначе поразбивает он в сумках со зла все, что булькает.

Но вот проверили, выдали, взяли на чай, привезли. Однако в гостинице все номера оказались занятыми.

– Ну вы хотя бы в вестибюле мне раскладушку поставьте! – взмолился Александр Иванович, от волнения переходя на знакомые реалии времен глубокого застоя. Но портье лишь пожимал плечами, бормоча как заведенный:

– No andestend! – мол, не понимаю ни хрена. И отводил глаза в сторону.

Вздохнув, Еремеев вынул из сумки бутылку «Капели».

– O! Yes, my friend! – моментально оживился портье, лихо брякнул на стойку ключ и добавил на чистом русском: – Гад буду, начальник!

Еремеев застыл, пораженный.

– Это они от наших туристов научились, – раздался за его плечом голос соотечественника. Еремеев обернулся. – Будем знакомы: Кривоножко, Вадим Петрович. Так сказать, предприниматель без образования юридического лица, – отрекомендовался соотечественник. – А вы, я полагаю, в первый раз в Аддис-Абебе? – Еремеев кивнул в ответ. – Я так и понял! Подождите, сейчас я ключ от номера возьму…

И Кривоножко со стуком выставил перед портье бутылку «Банкира».

Поднялись наверх, завернули в номер к Еремееву, выпили за знакомство по сто пятьдесят, постепенно разговорились.

– Пуховиков, говорите, решили здесь прикупить? Что ж, неплохо, неплохо, – Кривоножко снисходительно похлопал Еремеева по коленке. – Но лично я на плоды киви нацелился. Думаю, тонны три запросто осилю. Погружу ящики в самолет – и в Воркуту. Там киви очень даже неплохо идут… Да, кстати, Иваныч у тебя десять долларов не найдется, чтобы мне свою сотню в трамвае зря не разменивать?

Десятка нашлась. Кривоножко горячо поблагодарил соотечественника и убежал искать киви в ящиках. А Еремеев завернулся в мокрую простыню и свалился на кровать, под ледяную струю кондиционера. Погоды в Аддис-Абебе стояли жаркие.

Утром Еремеев был уже на ногах. Наскоро перекусив тем, что с вечера осталось, Александр Иванович поспешил на местный рынок. А по дороге завернул на почту и дал телеграмму насчет тети, мол, жива здорова и замуж пока не собирается. Прямо странная какая-то тетя, вы не находите?

– А что же тут странного? Тетя как тетя, – говорил в тот же день подполковник Сидоров своему непосредственному начальнику – полковнику Петрову. – Вот если бы Кривоножко не десять, а сто долларов у Еремеева взаймы попросил, тогда конечно… Тогда бы эта тетя как минимум простуду подхватила!

Что же до Еремеева, то бродил он по рынку часа полтора, но так ничего и не нашел. То есть все было на прилавках: и маечки хоть куда, и сандалеты на любую ногу… А вот пуховички так ни разу на глаза и не попались. Выходит, все наболтала залетная птичка из-под Рязани? А может, и так… Ну, тормозни еще раз, эта птичка, у Еремеева на балконе!..

Обойдя рынок вдоль и поперек, Еремеев слегка подустал и зашел в местное кафе – хлебнуть оранжада со льда. Тут-то его и застал давешний знакомый Кривоножко.

– Привет соотечественнику! – воскликнул давешний, и взмахнул стодолларовой бумажкой. – Слышь, Иваныч, ты мне пятерочку не займешь? Горло хочу промочить, а у них сдачи нет… Ну, жара египетская, мать ее в бивень!

Еремеев занял. Кривоножко хлебнул оранжада и ожил прямо на глазах.

– Ты представляешь, Иваныч, что я нынче в ихнем трамвае услышал? С завтрашнего утра негры собираются цены на пуховики взвинтить…

– Как – взвинтить?

– Да вот так. Молча! – рубанул Кривоножко, не глядя на Еремеева: и так был уверен, что не промахнется. – Теперь по пятьсот двадцать долларов за пуховичок придется выкладывать. Кошмар…

От этих слов кока-кола зашипела у Еремеева в горле.

– Пятьсот двадцать? Вот, черт! – он закашлялся, огорченный, и тут же услышал бодрый голос Кривоножкр:

– Проблемы, Иваныч? Могу помочь! Сколько тебе пуховичков? Тыщу, две? Сделаем!

– Да хотя бы штук сто…