Евгений писал, что Фархадов любил вспоминать об этом, о мелочах, которые он помнил, о переулках, об Арбате, барах в том районе, кинотеатрах, кафе, книжных магазинах. Подробности. Мелочи памяти, мелочи, по которым скучаешь и тоскуешь, которые становятся все больше и больше по мере того, как время отталкивает их все дальше и дальше.
−Три месяца, примерно,− спокойно сказал Юрий.
- Весна, - сказал Фархадов, и его голос смягчился. - Это хорошее время.
Еще одна пауза, потом он сказал:
−У меня была подруга, чья семья владела домом на берегу реки. Медвежьи Озера.
Беликов почувствовал слабость. Что это было? Значит, он все-таки знает? Неужели Фархадов играет с ним?
- Я в свободное время ходил к этим людям. Красивое место. Идиллическое, правда. Мы отплывали от причала и смотрели, как люди катаются на водных лыжах по озеру. Эти лесистые берега. Они живут все еще там, не так ли?
−Еще там.
− Этого парня звали ... как его ... Холмов. Ты знаешь какого-нибудь Холмова?
−Нет, не помню.
Фархадов кивнул, как бы понимая, что это была случайность. Он не сводил глаз с Юрия, но у Юрия было ощущение, что Фархадов читает его мысли, что каждый раз, когда он получал ответ от Юрия, красная стрелка на детекторе лжи регистрировала ответ "это не Евгений".
В памяти Беликова всплыл его отец. Он смеялся бы до упаду над его фальшивым представлением. Он смеялся бы над ним, насмехался над ним на своем языке страны чудес и бросавшимися в глаза его позами, которые не оставляли сомнений в том, что он думает о его мрачной имитации человека, которого он никогда не встречал.
Фархадов замолчал. Может быть, он думал о Москве, или об озере, или о лесистых утесах, или о Холмовых. Он думал об этом так долго, что Беликов начал задаваться вопросом - что, черт возьми, происходит.
- Мы хотим, чтобы ты доставил для нас посылку в Россию.
На этот раз, это был Сабитов, кто говорил. Фархадов продолжал смотреть на Беликова. Так вот в чем дело? Он прошел какое-то испытание? Неужели Фархадов таинственным образом сообщил Сабитову, что Беликов достаточно чист, чтобы работать с ними? Какого черта здесь происходит?
Беликов знал только одно: его работа состояла в том, чтобы восстановить контакт с Фархадовым, используя поддельный маршрут контрабанды Евгения в качестве приманки. Это был первый признак во всем этом проклятом кошмаре, что, возможно, у него будет шанс сделать это. Он просто хотел покончить с этим. Он просто хотел выбраться из этой ситуации.
- Насколько велика посылка? − Спросил он.
- Около кубического метра, - ответил Сабитов. - Килограммов двадцать.
- Когда?
− Скоро.
− Когда скоро?
−Может быть, завтра.
− Где мои люди его заберут? Турция? Албания?
−Нет. Груз здесь, - сказала Сабитов. − В Баку.
Беликов еще немного подумал.
- Мне нужно связаться со своими людьми, все уладить, сделать кое-какие приготовления.
- Здесь не так много вариантов, - вставила Фархадов. - Практически никаких.
Юрий все понял.
Сабитов посмотрел на часы.
- Как только у тебя будут окончательные планы, - сказал он, - Дай нам знать. Если ты не свяжешься с нами завтра к десяти утра, нам придется действовать по-другому.
−Как мне с вами связаться?
− Позвони в центральную больницу Нефтяников, - сказал Сабитов, - в любое время, ровно за четверть часа до или через четверть часа. Спроси в регистратуре Фирузу. Когда она спросит, кто говорит, скажи ей, что ты Рауф. Она скажет тебе, что делать.
Словно по сигналу, они услышали, как люди входят в зал, громкие голоса эхом отдавались в огромной пустой комнате. Они замолчали, когда кто-то быстро пересек комнату, вышел на террасу и подошел к ним.
- Отвези его туда, куда он хочет, - сказал Сабитов по-азербайджански человеку, который ждал на краю беседки. Потом все трое встали, и Беликов увидел, что Гасан Фархадов невысокого роста, но крепкого сложения. Беликов небрежно сунул руки в карманы.
- Завтра в десять, - сказал Сабитов.
- Да, - сказал Юрий, и на этом все закончилось.
Беликов сидел в тишине, в одиночестве на заднем сиденье автомобиля. Большая часть архитектурного однообразия в Баку было создано во второй половине двадцатого века, когда тысячи людей, хлынули в столицу из бедных сельских районов. Спасаясь от нищеты в своих маленьких деревнях, где даже трудолюбивая смерть едва могла пробудить в них энергию, они искали надежду в стремительно развивающемся городе и создавали новый вид массовой нищеты.
Машина въехала в одну из этих огромных безжизненных колоний многоэтажных зданий из шлакоблоков, где каждое строение начало разрушаться в тот момент, когда началось его грубое строительство. Улицы были узкими, прямыми, бесконечными и полными выбоин, и несколько слабых уличных фонарей, которые работали, светили угрюмо. Несмотря на туман и закрытые окна, автомобиль наполнился запахом пыли. Вся сюрреалистическая сцена была физическим отображением психического состояния Юрия: суровое, чуждое и угрожающее.