Пуля для карателя

— Хайль Гитлер, — раздраженно бросила Мария. — Почему так долго не подходите? Спите, воины?

— Никак нет, фрау… — Человек за дверью замешкался, погоны офицера женского пола скрывали крылья накидки.

— Марта Готтберг, — Мария извлекла «просроченное и засвеченное» служебное удостоверение, продемонстрировала, не слишком приближая к окну: — Пятый отдел Варшавского управления СД, выполняю распоряжение оберштурмбаннфюрера Германа Рихтера. Проверка несения караульной службы. У вас находятся важные заключенные, которых к утру, когда появится транспорт, мы собираемся вывезти за пределы Варшавы.

— Да, фрау, их было четверо, теперь трое… — донесся глухой голос человека за дверью.

Почему трое? Какие четверо? Впрочем, неважно, разберемся… Иван напрягся, приготовившись махнуть через ступени.

— Есть угроза проникновения вражеских диверсантов, — говорила Маша, и он не узнавал ее голос. — Открывайте немедленно, солдат, чего вы ждете?

Отомкнулись запоры, заскрипела железная дверь. Обрисовался силуэт военнослужащего в стальном шлеме. Автомат, патронташ, подсумок, все как положено. И все же он удержался, не бросился вверх. Жестикулировал своим — минутку, мистеры и панове… Затем посторонился, пропуская «проверяющую». Мария нарочно задержалась в проеме — чтобы не захлопнул дверь. Да и лезть в освещенную зону было глупо — если он внимательно ее рассмотрит, возникнет парочка неудобных вопросов…

— Сколько человек охраняет здание?

— Нас девять, фрау офицер… Двое снаружи, они должны были вас пропустить…

— Да, они пропустили. Дальше!

— Начальник караула шарфюрер Вольтке, он сейчас отдыхает, я его подниму. У него отдельное помещение, это третье по коридору…

— Успеется, солдат, дальше.

— Трое отдыхают в караульном помещении — они недавно сменились. Это вторая дверь слева. Еще двое — роттенфюрер Бурге и штабс-ефрейтор Шульц — несут службу внизу. Лестница вниз — в конце коридора…

Ну все, достаточно! Мария что-то просигналила, отставив назад руку, и Иван на цыпочках взлетел на ступени, убедившись краем глаза, что товарищи гуськом повторяют его движения. Она посторонилась, почуяв за спиной дуновение ветра, и он просочился в образовавшуюся щель, стиснув рукоятку ножа. Попятился молодой эсэсовец, страх блеснул в глазах. Закричать он не успел, подавился, когда окровавленное лезвие вошло в брюхо. Иван зажал ему рот ладонью, схватил за ворот. Глаза караульного лезли из орбит, он багровел, наливался кровью. А лезвие ножа проводило в организме свою разрушительную работу, пока у солдата не подкосились ноги и он упал. Опасно, черт возьми! Начальник караула и отдыхающая смена могли слышать голоса в коридоре. Януш с Кемблом уже были здесь, прижались к стене. Маша перевела дыхание, вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.

— Умница, девочка, — прошептал Иван. И хрипло выдавливал дальше: — Джерри, дверь закрой, только не греми засовом… И давай туда, — показал он на третью дверь. — Там унтер, ты должен справиться… Не стреляй, постарайся тихо, ножом… Януш, за мной, тоже не стрелять…

Отдыхающую смену вырезали с особой жестокостью. Не та публика, с которой разводить церемонии и объяснять мотивы. Обитатели особняка в каком-то бывшем складе или гардеробной все ненужное сдвинули в угол, поставили три солдатские койки, стол, стулья, примитивную пирамиду для автоматов. На столе теснились кружки, термос, остатки какой-то трапезы, замусоленная брошюра, валялись ключи — связка побольше и связка поменьше. Двое не спали — светловолосые, накачанные, молодые — как и положено представителям высшей расы, ведущей к высотам цивилизации прочие недоразвитые народы! Голоса за дверью слышали и приготовились к визиту обладательницы женского голоса. Но вошел мужчина — злой и решительный. Одному подножку — и он хлопнулся поперек кровати. Второго ножом по горлу — пусть хрипит и качается, закричать все равно не сможет. Третий выругался, метнулся к пирамиде с оружием, но сам же споткнулся и упал, не добежав. Иван расправился с ним — безжалостно и быстро, хватило двух ударов по горлу. От усталости и напряжения переломилось лезвие, да и шут с ним… Вскочил первый — тот, что рухнул поперек кровати. Исторг что-то низкое, горловое. Ковальскому понравилось, что недавно проделал Иван, — и он лихо метнул в него нож! Самое поразительное — что попал, правда, рукояткой. Последняя со всей дури ударила в лоб. Бросок был настолько силен, что на лбу рассеклась кожа, и мгновенно, словно лампочка, вспыхнул синяк. Эсэсовец повалился обратно и пока соображал, что произошло и на каком он свете, Ковальский уже начал его душить. Шея у солдата была тоньше, чем у часового на воротах, да и сам он пребывал в мути — дело не затянулось. Тряслись ноги, замедлялась амплитуда движений…

Запыхавшиеся, обливаясь потом, они вывалились обратно в коридор. Маша ждала там с обнаженным пистолетом.

— Прошли проверку? — с усилием сглотнула она.

— Неплохо, — кивнул Иван, — только по физкультуре незачет… — и затрясся в каком-то утробном замогильном смехе.