Пуля для тантриста. Экстремальный роман

Ольга неделю не выходила из дома и не отвечала на звонки. Сидела и плакала. Нет, конечно, выводила гулять собаку, но ненадолго. Заглядывала в продуктовый магазин. Но делать ничего не могла, все из рук валилось. Ей было до боли жаль Валентину. Приехавшая в тот раз скорая подтвердила диагноз, интуитивно поставленный шаманом. Врачи решили, что у Валентины было слабое сердце.

Потом она успокоилась и ответила на надрывный телефонный звонок. Это был Хаббл. Он сказал, что возвращается в Америку, и хочет попрощаться.

«Надо отвлечься, хватит рыдать, этим никому не поможешь», - решила она, и согласилась встретиться с ним. Но только не в ресторане, и не в Центральном доме литераторов. Решили пойти в Консерваторию на концерт классической музыки.

Встретились в Бетховенском зале, возле бюста. Хаббл достал билеты в партер, места были в самом центре пятого ряда.

- Я люблю пятый ряд, - сказала она. – Просто я люблю эту цифру, пять. Это мое число.

Хаббл не совсем понял, что она сказала, так как сегодня она путала английские слова с русскими, но из вежливости он улыбнулся и кивнул.

До начала концерта было еще полчаса. Они побродили по консерватории, посмотрели фотографии на стенах. И Хаббл произнес вдруг:

- Ольга, я хочу подарить тебе на память маленький сувенир. Это часы странного вида, они не ходят, но очень забавные. Это будильник.

Он сказал эту фразу на ломанном русском.

- Ты стал учить русский? – удивилась она.

- Пока только несколько фраз, и много разных слов, - ответил он.

- О, это мне нравится, - сказала она. – У нас трудный язык, ты просто герой! А часы я починю, я умею. Мой прадед был знаменитый часовщик, золотые руки, и мне тоже передалось от него кое-что в этом плане…

Она взяла сверток, который Хаббл вручил ей, и развернула. Будильник действительно был совершенно необычный. В куске причудливо застывшей лавы был оранжевый неровный многоугольник – циферблат, с черными римскими цифрами и черными стрелками в виде рыбок.

- Потрясно! – воскликнула Ольга. – Это просто класс!

Тут прозвенел звонок, и они пошли в зал. Объявили арии из классических опер, и имя:

- Исполняет Михаил Гужов.

Зал взорвался аплодисментами.

На сцену вышел большой полный молодой мужчина с нежной как у младенца розовой кожей, и запел таким глубоким басом, что зал завибрировал.

Зрители замерли. Хаббл зажмурил глаза и стал слегка раскачиваться в такт пенью. Ольга почти полностью растворилась в звуках, это было блаженство… Она парила в небесах, плыла в океане, растворялась в солнечном свете, танцевала среди нежных теплых языков пламени, она сама была частицей пламени, лучиком света, сияньем морской волны…

После концерта они, осиянные чудесными звуками и счастливые, бродили по улицам и молчали, впитывая в себя краски поздней осени и начинающейся зимы…

Потом поймали такси и поехали к Ольге. Был прощальный вечер с шампанским и долгими ласками. Ночью они гуляли с собакой. Утро пришло незаметно. Хаббл распрощался и поехал в аэропорт. Ольга легла спать.

Ей снилось, что она в Домжуре берет интервью у хорошенькой юной блондиночки, и вдруг понимает, что это она сама и есть. Она интервьюирует саму себя. А блондиночка рассказывает, да так гладко, словно читает. Она говорит что-то там о своем детстве:

- Снег, до боли в глазах яркий, мелко бугрился на газоне, деревья зло корячились в холодном солнечном пространстве. Из-под ног выпорхнула синица, резко взлетела, пронеслась, рассекая воздух, над фотомастерской — облупленной многоэтажкой. Там на крыше сидел, свесив ноги, Савка-Сопля из шестого подъезда. Увидел меня, спрыгнул, пошел навстречу. «Сейчас треснет по балде», поняла я и приготовилась драться. Савка всегда почему-то цеплялся ко мне.

Шагах в пяти от меня он вдруг остановился, шмыгнул носом, слизнул прозрачную, посверкивающую на солнце соплю над губой и крикнул, как будто я глухая:

«Беги домой, у тебя дома беда...»

С Савкой мы летом стырили булку из ларька...

Дальше Ольга не слушала, а потом снова «врубилась». Блондиночка вещала:

- Кряжистый краснолицый мужчина притушил о ствол липы «бычок» и сказал:

«Да у нас вся страна сидела. Тюрьмы, лагеря, знаешь их сколько?»

«Зона», — отозвался другой.

«Зона» — подумала я и сразу вспомнила фильм «Сталкер». Там тоже зона, другая. А еще есть шальная зона — это когда деревья и птицы дуреют от талого снега. Разные есть зоны. Вот тот любимый мой «Гамлет» из сугроба, из зоны... Ту растрепанную книжку я выловила из сугроба в тот раз…

Я швырнула портфель на скамейку, прислонилась к дереву и стала думать о Гамлете. Он был высокий, немножко лысый, с удлиненным аристократическим лицом и толстыми губами. Он очень худой, ладони его большие, а пальцы длинные. Гамлет улыбнулся, взял меня за руку, мы оказались за столиком в каком-то прокуренном зале, и он сказал:

«Ты что, оглохла?» — сказал Савка-Сопля и ткнул меня локтем в бок. С сигаретиной в уголке рта, небрежно прислонясь к скамейке, Сопля стал глядеть куда-то мимо и говорить:

«Ты чего не в школе, с уроков смылась?»

«А где твои сопли?» — злясь, спросила я.

Нигде нет спасенья, даже в чужом дворе. Хочу одиночества!