Когда штурмовики улетели, оставив догоравшее село, из перелеска выскочили танки и, лавируя между воронками, устремились в поле. До огородов, обнесённых остатками берёзовых прясел, оставалось метров триста, и в это время из села по наступавшим открыли огонь. Средний Т-IV и «тигр», маневрируя между горящими постройками, медленно отползали к реке, делали короткие остановки и посылали в поле снаряд за снарядом. Туда же, к чудом уцелевшему мосту, отбегала пехота, брели раненые и контуженые во время бомбёжки. Когда одна из болванок ударила в башню головного КВ и двое штрафников упали вниз, искромсанные прямым попаданием, Воронцов приказал взводам покинуть броню. Дальше бежали несколькими колоннами, укрываясь за танками. С огородов ударили пулемёты. И тут же «тридцатьчетвёрки» и головной КВ открыли по ним огонь осколочными снарядами. Но в рядах бегущих сразу появились прорехи. Смертельно раненые падали, живые перешагивали через них и бежали дальше.
Воронцов шёл в середине цепи, придерживая рукой противогазную сумку с дисками. Так и ввалились в село – толпами под прикрытием танков. Там рассыпались в цепь. Немцы отходили. Перебегали от укрытия к укрытию, стреляя с чердаков уцелевших построек, из окопов и воронок. Рота уже продвинулась к середине села, когда с правого фланга хлынула толпа отступающих немцев. Их гнали КВ и взвод Нелюбина, отсекая от моста и брода. Немцев было человек двенадцать. Как видно, остатки взвода. Держались они вместе. Один из них торопливо связывал ремнём несколько гранат и, наконец, закрепив связку, пошёл навстречу танку. Однако тут же был срезан очередью из курсового пулемёта. Двое других, бросив винтовки, подняли руки, но и они попали под огненную трассу. И тогда оставшиеся ринулись на прорыв, пытаясь пробиться к реке через цепь наступавшего с фланга и тыла второго взвода. Но были расстреляны с расстояния в пять-шесть шагов и заколоты штыками уже у самой реки.
Немецкие танки переправились через мост. Спустя минуту бревенчатый настил взлетел в воздух. И тут же ожили окопы на другом берегу реки.
– Рассредоточиться! Окопаться! – подал команду Воронцов.
Пулемётчики начали устраиваться в воронках позади линии окопов.
Пришли взводные. Кондратий Герасимович сиял. Когда ещё подходили к землянке, в которой разместили НП командира роты, Воронцов услышал его возбуждённый голос: взводный-2 рассказывал, как его Авдей разделал немецкие полугусеничные бронетранспортёры, не дав им уйти на другой берег реки.
Некоторое время наблюдали за противоположным берегом, за тем, как суетились там немцы, устраиваясь на новых позициях. Обменялись мнениями:
– Что-то подозрительно – не стреляют, – заметил лейтенант Медведев.
– У них там позиция основательная. Не стреляют потому, что ждут, что мы предпримем. Если у них есть сведения, что на соседних участках наши не прорвались, они в своих траншеях будут сидеть прочно.
Воронцов скользил биноклем по кромке берега, потом осмотрел фланги роты. Левее виднелись каски и спины гвардейцев. Справа слышались голоса первого батальона полка Колчина.
– Что, Сашка, похоже, не будет нам ни смены, ни горячей каши? – Нелюбин, опустившись на дно траншеи, не торопясь, скручивал «козью ножку». Слюнил край бумажки, бережно обдергивал его и прижимал дрожащим пальцем. – Хуже, если вперёд пошлют. Наспроть брода-то – мы. А у меня во взводе четырнадцать штыков осталось.
– Четырнадцать – это сила. Сколько пулемётов?
– Пулемёты все целые. С трохвейными – четыре. Для обороны, может, и сила. А если, ёктыть, вперёд пошлют?
– Пошлют вперёд, пойдём вперёд. У них там сейчас, на той стороне, тоже хвосты дрожат. – И Воронцов, спустившись с бруствера, кивнул биноклем в сторону реки. – Вот что, братцы. Слушай задачу. Первое, что надо сделать, – составить списки погибших и выбывших по ранению. Через полчаса списки должны быть у меня. Второе: расставьте пулемёты с таким расчётом, что, возможно, придётся отражать контратаку. Позиция у них хорошая. Наша им не нужна. Но попробовать наши силы могут. Третье: расчистить окопы и убрать трупы. Своих вынести за огороды и закопать там. Жара. Долго они так не пролежат. Старшина с кашей скоро прибудет. Какие есть вопросы?
– Вечно с этим старшиной проблема, – сказал лейтенант Медведев. – Давно пора его приструнить. Старший лейтенант Кац, как замполит, мог бы хотя бы тут порядок навести. Два часа уже прошло, как мы в селе, а кухонь всё нет. Разве это порядок?
– Каца, как видите, тоже нет.
– Такой же, как и старшина. Пожалуйся на них…
– Кац, должно быть, донесение в штаб полка пишет о том, как рота деревню брала, – усмехнулся Медведев.
Воронцов почувствовал, что взводные замерли, ждут, что скажет он. Что он мог сказать? Обсуждать поведение старшего по званию? Нет, он, офицер, такого себе не позволит. Он посмотрел на лейтенантов. Бельский, обычно молчаливый, заговорил торопливо, сбивчиво. Так выплёскивают наболевшее: