Воронцов никогда не ел свой доппаёк в одиночку. Бойцы, получая хлеб, рыбу и котелки с кашей, садились поотделённо. Расстилали плащ-палатки, резали хлеб, потом делили. Каждому хотелось заполучить горбушку – в горбушке, так всем казалось, было больше хлеба. Если это происходило не во время боя, он обедал по очереди с каждым отделением. Вываливал на плащ-палатку свои рыбные консервы или банку американской тушёнки, прозванной бойцами «вторым фронтом», иногда трофейные галеты, иногда вяленую воблу, иногда селёдку, завёрнутую в промасленную бумагу. Бросал рядом фляжку с водкой. Отделение одобрительно гудело, расчищая для взводного самое удобное место. «Приварку», как они прозвали лейтенантский доппаёк, всегда были рады, хоть и доставалось от него каждому всего-то на зубок. Ценилось другое.
Больше других он не ел. Больше других не пил. Положенный ему табак, а иногда папиросы, отдавал пулемётчикам. Ничем он не отличался от своих бойцов. Разве что двумя звёздочками на потёртом погоне.
Время подошло к полуночи, когда по дороге со стороны поля послышался скрип тележных колёс.
– Старшина едет! – сразу пронеслось от окопа к окопу.
– Обоз наш подошёл!
– Ну, слава тебе господи! – вздохнул кто-то из бронебойщиков. – У меня уже от щавеля скулы сводит.
Через несколько минут по траншее понесли термосы и бачки. Загремели котелки. Бойцы ели, не покидая своих ячеек. Сразу притихли разговоры. Слышался стук ложек, смех. Чуть погодя потянуло злым солдатским табачком, смешенным с донником, заросли которого Воронцов видел в этой местности по всем обочинам дорог, закраинам полей и огородов. Не все поля были распаханы и засеяны. Брошены под зарость и некоторые огороды. Хозяева то ли ушли в беженцы, то ли сгинули где. Вот и лиховали на удобренной паровой земле лебеда, полевая ромашка да жилистый донник. Его-то солдаты и сушили, подмешивая в табак. Курева получалось больше, и дух от такого табака ядрёней.
– Старшина! – услышал Воронцов насмешливый голос лейтенанта Медведева. – Ты там старшего лейтенанта Каца нигде не подобрал?
Дался ему этот Кац.
Старшина что-то пробормотал в ответ. Он и сам чувствовал себя виноватым. Оказывается, заблудился сперва к гвардейцам, а те, ребята нагловатые, едва не раскулачили его.
– Гвардия, леший их маму… Им всё можно! – возмущался старшина, видимо, переживший у гвардейцев неприятные минуты.
Только прибрали котелки, прибыл связист из штаба полка. Передал донесение. Воронцов тут же выслал за ним своих связистов. Те выскочили из траншеи и побежали через поле, оставляя на росе темный след и телефонный провод. Связисты исчезли в ночи, а телефонный провод ещё какое-то время шевелился, поблёскивал под луной. Через час заработал аппарат.
Пакет, доставленный из штаба полка, был адресован старшему лейтенанту Кацу. И вскрывать его, зная непростой характер замполита, Воронцов не решился. Зазвонил телефон, и голос полковника Колчина тут же спросил:
– Кто у аппарата?
– Командир первого штурмового взвода лейтенант Воронцов, товарищ первый.
– А, это ты, лейтенант. Где политрук?
– Старший лейтенант Кац должен вот-вот появиться, – чувствуя, что сохнет в горле, ответил Воронцов.
– Что значит «появиться»? Откуда? Из тыла?
Воронцов молчал. Что он мог ответить командиру полка? Что замполита он в последний раз видел перед атакой на Бродок? Что в бою он его уже не видел и не знает, где он в это время находился во время боя? Пусть спрашивает у Гридякина. Это его работа.
В трубке некоторое время шипело и щёлкало. Потом Колчин спросил:
– Кто руководил боем во время взятия населённого пункта Бродок?
– Боем руководили командиры взводов лейтенанты Нелюбин, Медведев и Бельский. В отсутствие командира роты капитана Солодовникова, выбывшего по ранению, обязанности ротного временно принял на себя я как командир первого взвода.
– А Кац где? Где, я спрашиваю тебя, Кац? – закричал вдруг полковник Колчин. – Будем покрывать труса и дальше? Всем полком!
Воронцов молчал.
– Хорошо. – Голос командира полка был уже спокойным. – Докладывай обстановку.
Воронцов доложил о потерях, о том, что вместе с ними в селе находятся все уцелевшие во время атаки танки и что их поддерживает батарея противотанковых орудий той же танковой бригады.
– Ты с приказом ознакомился? – спросил полковник Колчин. – Вот что, лейтенант: ты давай или ротой командуй как следует, или Каца разыщи!
– Слушаюсь, товарищ полковник.
– Послушай, Воронцов, – снова послышалось в трубке, – ты вот что: давай-ка действуй самостоятельно. Раз принял командование ротой на себя, действуй. Вскрой пакет. Свяжись с соседями. Всё увяжи с ними. Потом перезвонишь. Спать тебе сегодня не придётся.
Воронцов разорвал пакет. В нём оказался приказ: атака назначалась на утро после двадцатиминутной артподготовки.
Пока ходил к соседям, пока разыскал командиров рот, за огородами зарозовело. Бойцы спали, сидя или свернувшись калачиком прямо в ячейках и накрывшись кто шинелями, кто плащ-палатками. Воронцов перешагивал через вытянутые ноги и откинутые руки. Останавливался возле часовых, перекидывался с ними словом-другим и шёл дальше.