…Пуля, пронзая чёрную пелену неподвижной листвы приречных кустарников, сверкнула короткой вспышкой над водой, ударила в середину корпуса затаившегося за ольхой немецкого разведчика. Другого она поразила прямо в лицо, и тот покатился вниз. Резко развернулась и разорвала грудь стоявшего внизу. Кажется, это был русский. Через мгновение с одного и другого берега, почти в упор, ударили несколько автоматов и два пулемёта: МГ и «дегтярёв». В воду и под ольхи, вверх, на обрыв, полетели гранаты.
Глава тринадцатая
Перед рассветом правее, где изготовились к наступлению батальоны, поднялся переполох. Дело дошло до гранат.
Вестовой Быличкин сбросил шинель, схватил винтовку и спросонья, заорав что-то бессвязное, полез на бруствер.
– Ты куда, дурья твоя башка! – сдёрнул его за ногу обратно в траншею сержант Численко.
Быличкин долго потом сидел на дне окопа и молча смотрел в небо.
– Покури, покури, – посмеивался над ним Численко.
– Я думал, началось, – наконец разлепил пересмягшие губы Быличкин.
– Что, испугался, что атаку проспал? – усмехнулся из-под шинели Сороковетов. Он нянчил на коленях свою забинтованную руку.
Воронцов зашёл в землянку, связался с первым батальоном. Оказалось, у реки встретились две разведки.
– Кто? – переспросил Воронцов командира соседней роты. – Наша, полковая? Или вы своих посылали?
– Полковая, – ответил сосед.
– Я третий взвод на выручку выслал. Жду донесений.
Полковая. В груди у Воронцова защемило. На войне вся надежда и спасение – друг. Страшнее всего потерять друга. Воронцов знал: если пошла полковая разведка, то и Иванок, возможно, там. Иванок парень отчаянный, всюду лезет.
– Где лейтенант Воронцов? – послышался в глубине траншеи голос особого оперуполномоченного Смерша старшего лейтенанта Гридякина.
– Здесь, – окликнул его Воронцов.
Следом за оперуполномоченным контрразведки шёл незнакомый старший лейтенант. Должно быть, это и есть Сивков, подумал Воронцов и на всякий случай застегнул верхнюю пуговицу гимнастёрки.
– Ну что? Какая обстановка? – спросил Гридякин.
– Рота отдыхает. Через полчаса общий подъём и готовность номер один.
– Вот, знакомься, старший лейтенант Сивков, командир шестой роты.
– Здорово, сосед. – Рука у Сивкова твёрдая, мужицкая. У бойцов после недели боёв, когда за сутки приходится раза три менять позицию и тут же окапываться, кожа на ладонях становится точно такой же. – Ну что, лейтенант, сразу о деле? Ты давай отводи своих молодцов. Правый фланг мне освободи. Рота вот-вот подойдёт. Я хоть пару взводов туда впихну.
По цепи тут же понеслось:
– Лейтенантов Медведева и Бельского к командиру роты!
Шестая начала занимать траншею за полчаса перед атакой. Воронцов отвёл третий и четвёртый взводы, уплотнив ими первый и второй.
– С кем пойдут танки? – спросил Сивков.
– Танки пойдут через броды. По вашему фронту бродов нет. Да и начальник у танкистов свой. У него приказ есть от комбрига – наступать через мост.
– Кто? Кто командует танками?
– Старший лейтенант Нелюбин.
– Как себя ведут немцы?
– Примерно. Правее вас час назад наша разведка попыталась к ним пройти.
– Ну и что?
– На встречную напоролась. Бой был.
– Значит так, лейтенант, передаю приказ бати на словах. Минут через двадцать начнётся артподготовка. Вперёд пойдём по сигналу «красная ракета». Продвигаться будем вслед за артогнём.
– Вчера было то же самое. Как видите, прошли мы недалеко.
– Ничего. У них тут последняя траншея.
– Последняя траншея первой линии, – поправил старшего лейтенанта Сивкова Воронцов.
Гридякин сидел возле телефонных аппаратов и в разговоре не участвовал.
– Давно воюешь? – спросил вдруг Сивков; он словно почувствовал некую преграду, которая мешала ему свободно разговаривать с командиром взвода штрафников.
– В штрафной?
– Да нет, не в штрафной, а вообще.
– С октября сорок первого.
– Ого! А орденок-то вроде новенький.
– Орден за Зайцеву гору.
– Да, Зайцева… Проклятые болота. Вспоминать не хочу. Два взвода там оставил. Вместе с лейтенантами.
– Вам тоже там довелось побывать?
– Довелось.
– Я там лучшего друга потерял, – зачем-то признался Воронцов.
– На фронте друзей лучше не заводить. Сегодня живой, а завтра…
– Мы живём на фронте, а потому и дружим на фронте.
В траншее раздавали водку. Бойцы смеялись. Уговаривали старшину выдать им дополнительно по сто граммов за выбывших накануне. Старшина, конечно же, не упустил случая получить спирт на всю роту, на вчерашний её состав, когда во взводах значилось по шестьдесят-семьдесят человек. И вот теперь вокруг него вился целый хоровод особо охочих. Принесли котелок и для Воронцова.
– Вот, товарищ лейтенант, ваша доля, – сказал Быличкин и поставил плоский трофейный котелок рядом с телефонными аппаратами.
– Почему так много?
– На весь штаб.
– Неплохо живёте, штрафные, – заметил Сивков, кивнув на котелок.
– Единственная привилегия.
– И то неплохо.
– Давайте, товарищ старший лейтенант, с нами, за компанию.
– Не откажусь.
– Только вот закусить нечем.
– Некогда уже закусывать, лейтенант.
Они выпили прямо из котелка, передавая его друг другу по очереди. Гридякин тоже пригубил.