Пуля, Заговорённая...

У Володьки Щана, друга моего,
Видимо, нещадно крышу сорвало.
Срок командировки…
В тридцать пять годков
Нету у Володьки никаких грехов.
Ни семьи, ни сына, ни квартиры нет.
Служба есть, погоны, честь и пистолет.
За спиной полжизни он прожил в Чечне,
Восемнадцать ходок в этой, в той войне.
Видимо, нещадно крышу сорвало
У Володьки Щана, друга моего.
Спать ложился Вовка, под подушку клал
Простенько, гранату, вставленный запал.
Ночь была вся в тучах на небе без звёзд.
Вовка спал могуче, словно в койку врос.
Грязная общага алкашней спала,
Комнаткой в семь метров
Вовке вся страна.
Что ему приснилось, знает только он.
Вдруг раздался грохот, стёкол перезвон.
Палец зацепился за кольцо-запал,
Видно, бой приснился, вот чеку и рвал…
Ночью той навечно крышу сорвало
У Володьки Щана, друга моего…

А потом, смутно помнил Павелецкий, выпили ещё… А потом и спать она приезжих милиционеров уложила, Баба Дуся, матерь всех военных, таких же буйных, как В асик из её рассказов, порывающихся снова на войну, или хотя бы «Чёрного ворона» поорать в две лужёные глотки в три часа ночи. А завтра у них уже будет эшелон домой, а у неё, может быть, новые командировочные вояки на ночной постой… В этом, наверное, и есть он самый круговорот военной служивой жизни!

Глава 33 В обратную дорогу

Поезд с вагонами «Моздок-Сыктывкар» тронулся. Павелецкий вздохнул с облегчением. Он раскидал заместителей старшими по вагонам. С собой в командирском купе, в следующем от проводников, оставил лишь замполита, вёзшего отряд в Чечню, чтобы отдохнул в обратную дорогу от личного состава. С ними на нижней полке расположился сопровождающий заместитель министра, он же начальник милиции общественной безопасности, полковник милиции Александр Захарович Грицак, невысокий, толстощёкий и носатый хохотун, умеющий в нужный момент вовремя «включить дурака». Поэтому и был всю службу в чести у руководства, поэтому и «докувыркался» до такой заоблачной для его среднего милицейского образования высоты. Сергей Иванович его несколько опасался. И когда тот предложил:

— Ну что, по «соточке», по фронтовой?

Для начала вежливо отказался:

— Благодарю, товарищ полковник, но я погожу, пока личный состав не уляжется спать, а то если с самого начала дороги дать слабинку, могут так расшалиться, что не довезём еще…

Грицак наморщил свой непропорциональный шнобель:

— Нет, дорогой, так не пойдёт… Пусть замполит не пьёт, это его работа бойцов блюсти. А тебе я приказываю со мной по «соточке».

Павелецкий уныло вздохнул:

— Подчиняюсь грубой силе…

— Вот так-то лучше!

Валерий Петрович, стал накрывать на стол, резать колбасу, сыр, хлеб.

В соседнем купе за импровизированной занавеской, сооружённой из простыни, ехали в Сыктывкар, чтобы создать семью Эдик Вартанов и Мадина Абдулова. Судя по звону ложек и солдатских кружек, они тоже готовились попить чайку.

А ещё через купе происходили разборки.

— Оторвать бы тебе башку,— возмущался Римша, сидя на верхней полке в купе вагона, свесив дурно пахнущие «копыта» с давно нестриженными ногтями,— водку он потерял, закуску он потерял…

Поезд, плавно тронувшись от платформы в Моздоке, всё набирал и набирал скорость.

С первым перестуком колёс из переднего по ходу движения конца вагона послышался гитарный трёхаккордный перебор, и полилась хрипловатая песня, это пел рыжий, весь в веснушках младший сержант Серёга Богомолов:

Синеокая моя, светло-русая,
Понял я лишь на войне, что мы русские.
Как увидел, казачков хаты брошены,
И поля-то у станиц другими скошены.
Племьем чёрного крыла злого ворона
Нить времён в той стороне нынче порвана.
Казачки дурным царьком были преданы,
А землица воевалася дедами…