Пуля, Заговорённая...

Кроме прапорщика Володьки Римши в купе ещё ехали трое: старлей Илюха Моторин, старшина Аркаша Павлюченко и провинившийся по разумению Римши прапорщик Петруха Синельников. В вагоне стоял привычный поездной гомон, пассажиры готовились поесть, как следует, отметить окончание командировки и завалиться спать часиков эдак на двенадцать. Только в купе, где старшим был Моторин, царило напряжение. Старлей спросил:

— Ты, что, действительно, весь рюкзак с провизией похерил?

Возмущению Илюхи не было предела. Он не понимал, как же так можно безответственно потерять общаковые продукты. Молчаливый по жизни Синельников, только головой мотнул и полез на свою верхнюю полку. Залёг там, как в дозоре мышью, ткнувшись несвойственным молчунам его породы курносым носом в исписанную царапинами пластиковую стену, почему-то подумалось ему: «Вот беда-то, вагон из такого материала внутри сделан, что выгорает вместе с пассажирами за три минуты…»

Не дождавшись ответа, Моторин плюхнулся на своё место у окна и несильно двинул Римшу по раскачивающимся ногам:

— И ты тут ещё вонищу развёл, убери свои топалки!

Римша подтянул ноги на полку:

— А что я-то? Вон у нас герой нашего времени,— и ткнул не совсем чистым пальцем в сторону отвернувшегося к стене сослуживца.

Тот упорно продолжал молчать.

Наблюдавший до этого за товарищами и не принимавший участия в одностороннем диалоге старшина, скорбно покачал стриженной под ноль головой и почти трагично произнёс:

— Петруха, ну хрен с ними с продуктами-то, но ведь в рюкзаке ещё и водка на всю дорогу была, пять бутылок…

— Вот-вот,— влез со своим комментарием ситуации неугомонный Римша,— по пузырю на каждые сутки пути…

Дослушав его реплику до конца, Павлюченко продолжил:

— Пожрать-то на любой станции купим, а вот нормальной водки не палёнки где найдёшь, а, Петруха?

Синельников молчал, как рыба об лёд и всё тут.

— Вот за это тебе точно нужно башку оторвать,— распалился теперь уже и Аркаша,— обрёк нас на сухое возвращение домой, ты просто мазохист какой-то…

— Во-во,— вставил словечко Римша,— молчаливый извращенец, как говорится, в тихом омуте бесы водятся.

Услышав последнюю реплику Володьки, Илюха словно подпрыгнул на месте:

— Но мы-то тут при чём? Хоть бы перед самым отправлением нам сказал, что мы без жрачки и пойла остались…

— О себе не думаешь, хоть бы о сослуживцах побеспокоился!— подлил масла в огонь Римша.— Где хоть рюкзак забыл?

Синельников тяжело и глухо вздохнул на своей полке, но так и не обернулся, так ничего и не ответил ругавшим его боевым друзьям.

В купе воцарилось напряжённое молчание. Хорошо было слышно, как, неумело подражая Владимиру Высоцкому, из своего конца вагона горланил Серёга Богомолов:

Десять лет терзали русских по станищам,
А царьку такое было не в срамище.
Пусть загадят его холмик, чёрны вороны,
И молвой не помянут во все стороны.
Нынче ратные полки в горы брошены,
А поля-то всё равно другими скошены.
А поля вокруг станиц другими сажены,
На погостах все кресты позагажены…
Понял я лишь на войне, что мы русские,
Синеокая моя, светло-русая…

Мужики были явно обижены на «кинувшего» их товарища. Во всём вагоне уже потихонечку от командира отряда и сопровождающего полковника из министерства попивали за возвращение домой, закусывая распотрошенными «сухпаями». И только они героически преодолевали голод и желание накостылять прапору Синельникову по первое число. За окном пробегал неказистый пейзаж грязных кавказских полустанков.

— Так, ладно,— принял решение «бригадир» купе старлей Моторин,— Аркаша, сходи к проводникам, посмотри по расписанию, скоро ли ближайшая станция, где можно будет купить поесть.

Павлюченко одновременно и комично, и браво приложил ладошку лодочкой к правой брови, как это обычно делают супергерои в американских боевиках:

— Есть, мой женераль…

И удалился в конец вагона.

— А ты, Вовчик, слезай с полки и пошуруй в наших вещмешках, может, завалялось, что из съестного, обедать будем.

Слезая, Римша спросил:

— И в Петрухином рюкзаке тоже смотреть?

Илья только рукой махнул:

— В его не надо, пошёл он, ваще, к такой-то матери…

Вскоре вернулся старшина, доложил:

— Весь вагон потихоньку бухает, командармы во главе с Павелецким в штабном купе тоже. Ближайшая остановка на двадцать минут, где торгуют продуктами, будет где-то через четыре часа.

— Вот блин,— оторвался от досмотра ручной клади Римша,— с голодухи опухнем.

— Зато потом пива купим,— резюмировал Павлюченко и полез в свою сумку,— где-то у меня пару банок тушёнки затерялось…

Пока все были заняты делом, Синельников только скорбно вздыхал на своей полке изгнанника. Общими усилиями собрали на стол. Вскоре на нём красовались две банки тушёнки свиной и говяжьей, сухари, граммов двести карамелек и две луковицы.