Пульс Хибин. Сборник

Ведь и не хотела, ей-богу! Ни одного не хотела! Даже самого первого. Жизнь такая была, что не до того... А уж последнего-то тем более — зачем? Да и сердце как чувствовало, не будет мне с ним ни радости, ни добра... Да тут разговор особый. Ладно, давайте, раз пришли дак... Чайку? А то молочка топленого? Знаете — по-вологодски. Вологодские мы. Всю жизнь, считай, тут, в Кировске, а все вологодские. Вот и коврики на полу — тоже Вологда, и занавески. У нас-то живут красиво. Только вот с продуктами было не очень.

Да вы наливайте, девушка, и вы тоже не стесняйтесь — что же так-то сидеть... Муж? Нет, он не зайдет. Нет, не обиделся, не помешали, не беспокойтесь. Он у нас всю жизнь такой дак... Ладно, вы угощайтесь. А эти-то сейчас сами набегут — откуда и возьмутся. Один с садика прибежит, другая со школы. Ванюшка в магазине, а у старшей нынче с друзьями гулянка дак... Сколько насчитали-то? Сама другой раз считать примусь — деточки родные, да все ли вы мои-то, всех ли сама родила-вырастила?

Последнего родила, а первому уж и в армию идти, тут и оглянулась. Ох ты, жизнь моя, вот ведь как.

А писать обо мне — дак чего и писать-то? Иной раз в магазин зайдешь, а там очередь, ну и выбежишь вон без оглядки. Когда мне стоять-то? А всякий раз удостоверение людям тыкать тоже не станешь: всем бы без очереди хотелось, надо и совесть знать. А последнее время ну захвалили меня — сил нет! Выступать тут недавно заставили. Ну выступила дак. Так прямо и сказала: какая такая особенная судьба у меня — не понимаю! Как у всех. А нарожать всякая может. Женщина все может, все...

Только с десятым вот у меня...

Да войдите в комнату, не стесняйтесь. Ну, смелей, смелей...

Вот горе мое... Скоро годик, а головку не держит. Вчера вот из кровати выпал — как и умудрился-то? Натка, пеленку принеси!.. Иди ко мне, бедный ты мой, перепеленает тебя матка...

Врачи мне в один голос: «Оставляй у нас!» А я — ну ни в какую. Что ты, милая моя!

Да как же отдать? Это ведь тоже мое. Кому же он нужен будет, коли мать от него откажется? Да он же там в две недели, в два дня дак... Не-е-ет...

Да вы-то, девушка, чего расстраиваетесь так? У вас сколько? Один? А у вас, товарищ? Двое всего-то? Ну дак чего тут расстраиваться, когда здоровые детишки. А я как повезла его после первого-то припадка к врачам, дак обратно на «скорой» нас привезли: век не хватало так за сердце. Да что теперь-то! Заснул...

Нет-нет-нет, что вы, девушка, что вы говорите? Вы, может, для того и пришли — уговаривать? Сказала ведь! Еще как родился, сразу и сказала: не отдам! Мое. Тоже мое... Спи, маленький, спи, с тобой мама твоя, с тобой...

А вы, девушка, не обижайтесь. Вы тоже меня поймите. Скоро год одно и слышу: отдай да отдай. Да разве я этого прошу — чтоб забрали? Разве мне надо от вас чего? Дали помощь — спасибо. Талоны принесли — низкий поклон. Еще бы вот как-то с магазином наладить, чтоб в очередях по два часа не стоять дак... Не полезешь ведь каждому в глаза орденом своим тыкать: заслужила, мол, лучшая самая Надежда свет Ивановна! Вот она заслуга моя — опять мокрый. И что мне с тобой делать, наказанье мое... Иди сюда, маленький... Ох, тяжелый-то стал, большой-то... Не отдам, никому тебя не отдам. Что ты, грех-то какой — подумать страшно! Ну вот, спи. Спи, сыночек... Пойдемте, пусть он уснет дак...

Вот вы говорите — другие, мол. У других все другое, вся жизнь. А то еще на собак больших мода пошла — вместо детей-то, господи прости меня... А что вы, девушка, рассказали, такое на Севере у нас не редкость. Детский дом — вот он, рядом, да и в дом малютки вход открытый, государство ни от кого не откажется, позаботится о каждом, если у молодой, здоровой бабы сил не хватает единственное дитя поднять. Это одного-то ребенка! Как ее фамилия-то? Нет, не знаю, не слышала. Да и знать не хочу.

Вы на меня поглядите. Больная? Не жалуюсь, тьфу-тьфу-тьфу. Да и некогда жаловаться-то. Тем более, считай, одна я с ними. Нет, муж у меня живой-здоровый. Вы же видели — в той комнате сидел. Теперь пошел вот — куда, не знаю. А не то в магазин. Не скажет. Тяжелый человек. Очень тяжелый. Да уж пятьдесят скоро мужику, уйти боится. Кому он и нужен, как не нам... Сейчас еще ничего стал, потише. Да и сын уж взрослый, в обиду меня не даст. Это раньше, бывало, хоть из дому беги. А куда и бежать? Сколь себя помню — вся в детях, Далеко не убежишь дак...

И не хотела я замуж идти, ей-богу не хотела! Как сердце чувствовало: не будет мне с ним доброй судьбы. И он все решиться не мог. В бараке он жил, а я у родственников. А потом уж свою комнату на работе мне дали. Надоел ему барак-то: драки бывали, пьянка.

В общем, пожалела я его. Пожалела, значит, а в роддом идти собираюсь — нет мужика. Ну беда! А рожать — надо. Ну и родила. Тут уж он, правду сказать, повился. Пришел, взял меня из больницы. Стали жить.