А на следующее утро мы с архитектором Исаковым поехали в Коашву. Нужно бы здесь сказать «на Коашву», потому что в виду имеется не поселок, а рудник Коашва. Поселок-то — один пятиэтажный дом, фундамент второго здания да международно-стандартный указатель на шоссе, белым по синему: «п. Коашва».
— Будет Коашва, — сказал Исаков. — Все равно будет. Вон там встанут жилые дома, — он указал на ближний лесок. — Здесь — школа. Первая школа на тысячу двести учащихся. Вторую — во вторую очередь сдадим. Где пригорок — видите? — построим детсад. Здесь — еще улица. Спорткомплекс, профилакторий на триста мест... Вот так дома встанут. А вон та площадка — парк с аттракционами. Понимаете? Не банально. Островки леса постараемся сберечь. А там, рядом с крайним домом, — плавательный бассейн. Туда отнесем гаражи...
— Автопарк запланирован? — не понял я.
— Личные гаражи. Для личного транспорта. А клуб — вот здесь, на лучшем месте...
Мы стояли на «главной площади» поселка Коашва. Очертания его, свободную планировку в современных элегантных пропорциях, жилые светлые корпуса, уступами идущие с пригорка, и даже музыку из распахнутых к солнцу окон клуба мне нетрудно было «проявить» для себя здесь, на фоне слепящей лазури, над великолепным озером Умба: воображению помогла память. Если честно признаться, я просто как бы перенес сюда в готовом виде сибирские Черемушки — поселок строителей Саяно-Шушенской ГЭС. Тоже на двенадцать тысяч молодых оптимистов он рассчитан и тоже у подножья гор. Если можно в Саянах, почему не повторить в Хибинах?..
Геннадий Петрович называл имена голубых покатых вершин, с которых снег и лед не сойдут и в июльскую хибинскую жару, я повторял за ним: «Ньорпахк... Коашва... Эвеслогчорр», — а взглядом летел над пологими плечами Хибин, взбирался на плато, к тому перевалу, где проходит линия электропередач к Кировску. Мельхиоровые от густого инея столбы опор уже розовеют в закатных лучах, а покрытые наледью провода так отчетливы на синем горизонте, так близки в полярной чистоте, что весь хибинский пейзаж, мирный и так явно благорасположенный к человеку, кажется творением единой воли разумных по-человечески, огромных и добрых рук... «Чтобы всюду была музыка!» — требует нетерпеливая Галка. Велушайся, девочка, и запомни сердцем песню жизни — в очертаниях мягких пологих скатов, в лазоревом звоне наступающей твоей весны, в настойчивом цвирканье пуночки — северной хлопотливой воробьихи, в общей нашей надежде звучит она — музыка твоей юности. Может быть, твое счастье ждет тебя здесь, на этих необжитых еще пространствах, где дар Севера уже становится частью нашей силы...
И я видел уже там, вдали, за голубой грядой предгорий, вознесенный к высотам город, белый, будто сияющий разумным светом человеческого бытия, пронизанного музыкой счастья. И там светлый город — на берегу Чистого озера. И вон там, в распадке, укрытый от февральской вьюги, будто в ладонях земли, уютный поселок. Целая страна счастливых, с радостью воздвигнутых городов. Надземные магистрали монорельсов и радуги мостов над ущельями — от вершины к вершине: прочно, надежно связаны между собой все центры, все узлы справедливой системы, направляемой общей волей к единой цели человеческого счастья.
Когда же и впрямь явится из трудов наших это будущее Заполярье, каким надеялись увидеть его и мечтатель Ферсман, и рачительный хозяин Сергей Миронович Киров, и каждый из первопроходцев, первостроителей Хибин? «Много раз указывал он мне, — вспоминал о Кирове академик Ферсман, — что правильное освоение Хибин невозможно без глубокой научной базы, с одной стороны, и без мощного быта и культуры, без заботы о жизни самого человека — с другой». Сказано в тридцатые годы...
— Вот мы с вами беседовали только что со строителями. Сами убедились: кто помоложе — на Коашву с радостью. И аргументируют: как, видите, — как будто выкладки делали: «Здесь есть перспектива!». Да что говорить! — Исаков махнул рукой. — Это ж знаете как для архитектора? Как от ребенка собственного отказываешься. А еще хуже — это когда своими руками готовишь ему неполноценное будущее. «Вахтовый поселок!» — Исаков горько усмехнулся. — Да здесь курорт можно развивать! Озеро одно чего стоит. Слышали, что старик говорил: кумжонкой даже побаловаться можно. А мы все думаем-решаем. В пятидесятые годы также решили однажды: Кировск не строить (в смысле из камня не строить; каменный только центр был, а остальное — бараки), развивать Апатиты. Хорошо, развиваем. Потом решили Апатиты поселком оставить, переключились на Кировск. Апатиты все равно городом стали. Но разве такой город был бы, если бы по единому плану его застраивать — соразмерно и сообразно, как говорится? Не учимся мы на собственном опыте, нет — не учимся. Ладно, поехали на рудник!