Пульс за сто

– Что ж… Текст написан вполне профессионально, – Карпов начал со слов, которые при всем желании нельзя было поставить под сомнение. – Я только не понял, каким вы видите финал. Это мистическая история, или события имеют реальное объяснение?

– А черт его знает, – беспечно бросил Павел Борисович. – Пусть читатель сам решает.

Карпов не придумал, что бы еще спросить, не задевая самолюбия автора.

Олег Михайлович пристально посмотрел на него.

– Признаться, я разочарован. Мне кажется, вы решили пощадить коллегу из чувства корпоративной солидарности. Я прав?

Карпов не успел ответить.

– Корпоративная солидарность? – усмехнулся Лучинский. – Вы плохо знакомы с нашей корпорацией. Отхлестать коллегу по щекам – самое милое дело. Только дай повод.

– Но в своем кругу! – не удержался от реплики Карпов, не сообразив, что этим выдает свои истинные мысли.

– А! Вот мы и услышали подлинную рецензию. – Сергеев в очередной раз проявил проницательность. – Что ж, теперь давайте послушаем вашу историю.

Геннадий Иванович прокашлялся. Ему категорически не хотелось ничего читать, но теперь, после того как он выслушал рассказ Лучинского, отказать было нельзя. Во рту немедленно пересохло.

– Можно мне попросить воды?

– Да, разумеется. Кристина…

Помощница возникла на пороге, словно только и ждала, когда ее позовут. Сделав глоток, Карпов взял в руки первую страницу и выдавил из себя эпиграф. Слова шли плохо, как паста из засохшего тюбика. И были столь же отвратительны на вкус.

– «О фараон, ты Великая звезда, которая пересекает небо с Орионом, которая правит Миром небытия с Осирисом; ты поднимаешься с востока небес, обновляясь в надлежащий срок, и становишься молодым в должное время…»[8]

16.35

Произнеся последнюю фразу, Карпов положил рукопись на стол, стараясь не встречаться ни с кем взглядами.

– Павел Борисович, ваше мнение? – поинтересовался Сергеев.

– Вяло. Не хватает драйва.

Геннадий Иванович дернулся, как ошпаренный.

– Что?

– Он у вас просто идет по коридору и обливается потом от страха. Где события? Откуда прикажете читателю черпать эмоции?

– Ожидание событий может вызвать куда больше эмоций, чем сами события. Вспомните «Сталкер» Тарковского.

– Зачем? Я не занимаюсь подражательством.

Карпов вспыхнул.

– Вы считаете, я им занимаюсь?

– Вы сказали про Тарковского, не я. И зачем вам понадобился американец? Он никак не развивает общую идею. Просто начали одну историю, потом бросили ее за ненадобностью и принялись за другую. Я бы это не напечатал.

Карпов совершенно потерял дар речи. Он и подумать не мог, что его так непринужденно растопчут прямо на глазах – и у кого?!

Сергеев протянул руку за рукописью.

– Так или иначе, рассказы написаны, а определять их судьбу будут другие. – Олег Михайлович убрал рукописи в кейс и покосился на Карпова: – По-моему, вы приняли слова коллеги слишком близко к сердцу. Это лишь мнение одного человека.

– И этот человек мог бы держать свое мнение при себе! – взорвался Геннадий Иванович.

Лучинский и бровью не повел.

– Вы и впрямь слишком разволновались. Хотите другой отзыв? Запросто. «Рассказ написан хорошим литературным языком. Пристальное внимание автора к личности героя позволяет глубоко проникнуть…»

– Прекратите паясничать! – заорал Карпов.

Критик развел руками.

– На вас не угодишь.

Сергеев встал.

– Рассказы будут отправлены сегодня же.

Он повернулся к Лучинскому.

– По-прежнему считаете, что вам достаточно одной работы?

– Посмотрим, – ответил тот. – Я, кажется, вошел во вкус. Тем более, сидеть здесь без дела – со скуки помереть можно. Или спиться.

– Что вы тут устроили?! – накинулся на Лучинского Карпов, как только дверь за Сергеевым закрылась. – Покрасоваться захотелось? Как я теперь, по-вашему, выгляжу в его глазах?!

– Да не все ли вам равно? Решать нашу судьбу будет не он.

– Какая разница? Элементарная порядочность подразумевает…

– О-о, как вы заговорили, батенька… Порядочность! То есть, правду вы знать не хотите? Вам важнее иллюзии?

– Хочу! Но вы могли сказать все один на один, без посторонних! Если не ошибаюсь, у нас с вами было нечто вроде мирного договора.

– Совершенно верно. Но если я не ошибаюсь, то предупреждал, что он не может быть основан на лжи.

Карпов демонстративно отвернулся в сторону.

– Значит, снова развод? – спросил Павел Борисович. – Ну, как знаете. Пить вы не мастер, так что переживу.

Он ушел, прихватив из бара очередную бутылку. Запасы хозяева пополняли неукоснительно.

19.30

Карпов ощущал себя рыбой, выброшенной из воды на берег. Даже хуже. Рыбу, оказавшуюся на берегу, можно вернуть в море, и она снова оживет. А как ожить ему? Неужели он действительно не в состоянии сочинить и написать даже короткий рассказ? О каком романе тогда может идти речь?

«Нет драйва… Где события?.. Вы начали одну историю, а потом бросили ее и принялись за другую…»