Пульс

— При чем тут фильм? Книжка.

— Если по правде, я и сама не читала.

— Алиса, ты настоящий друг, честное слово.

— А ты читала этих выскочек-мальчишек, по которым все сходят с ума?

— Каких именно?

— По которым все сходят с ума.

— Нет, не читала. У них и без того читателей хватает, ты согласна?

Объемы продаж их собственных книг держались — более или менее — на прежнем уровне. Пара тысяч экземпляров в твердом переплете, тысяч двадцать в мягкой обложке. Их имена, можно сказать, были на слуху. Алиса вела еженедельную колонку о превратностях и ударах судьбы; правда, Джейн считала, что под этой рубрикой полезнее было бы цитировать собственные романы, а не сочинения Эпиктета. Сама Джейн до сих пор подрабатывала на радио по приглашению редакций социальной политики, прав женщин, общественного мнения и юмора; хотя нашелся режиссер, который сделал в ее учетной карточке пометку «ТУЭ», что означало «только утренний эфир».

Джейн хотелось продолжения беседы.

— А как тебе нынешние выскочки дамочки?

— В отношении этих еще труднее изображать начитанность, но приходится.

— Мне тоже. Это плохо?

— Нет, это женская солидарность.

Джейн вздрогнула: вагон качнуло порывом ветра от встречного поезда. Какого дьявола так близко прокладывать пути? У нее в голове тут же возникли кадры железнодорожной катастрофы, снятые с вертолета: вагоны сложились гармошкой (телевизионщики обожали это выражение, всегда произносили его с нажимом) и рухнули с моста, среди обломков пробираются спасатели с фонариками, бегают санитары с носилками, а на заднем плане один вагон, как похотливый железный зверь, подмял под себя другой. Эти кадры быстро сменились другими: авиакатастрофа, массовая резня, раковые больные, убийства одиноких старушек — явные опровержения идеи вечной жизни. Бог Одобряющий был бессилен против таких видений. Она вылила остатки коньяка себе в чай. Только Алиса могла ее чем-нибудь отвлечь.

— О чем задумалась? — спросила она несмело, как девочка, впервые в жизни попросившая автограф.

— Если честно — пытаюсь разобраться, завидовала ты мне когда-нибудь или нет.

— Откуда такие мысли?

— Сама не знаю. Всякие глупости лезут в голову.

— Тогда ладно. Потому что эти рассуждения до добра не доводят.

— А что такого?

— Ну как же: если я тебе завидую, то грош цена такой дружбе. А если нет, значит, я такая самовлюбленная, что считаю твою жизнь и книги незавидными.

— Джейн, мне ужасно стыдно. Если так посмотреть, выходит, что я — стерва. Прости меня.

— Прощаю. Но раз уж ты коснулась этой темы…

— Ты уверена, что мне нужно знать правду? — Странно: она до сих пор иногда недооценивала свою подругу.

— …зависть — видимо, не самое подходящее слово. Но когда на твоем горизонте замаячил Майк Николс, я обзавидовалась… правда, вскоре это прошло. А уж когда ты затащила в постель моего мужа, я была просто вне себя, но это скорее ревность, а не зависть.

— Да, неловко вышло. Хотя тогда вы с ним уже разбежались. И потом, время такое было: все со всеми переспали, помнишь?

Под маской беспечности у Алисы нарастала досада. Сколько можно? Из-за этой истории они в свое время разругались в пух и прах. На том дело не кончилось. Джейн написала этот чертов роман, где утверждала, что «Дэвид» уже был готов вернуться к «Джилл», когда вмешалась «Анджела». При этом она почему-то забыла, что их связь длилась не два месяца, а два года и за это время «Дэвид» перетрахал пол-Лондона под боком у «Анджелы».

— Ты поступила недостойно, когда мне призналась.

— Не спорю. Видимо, я надеялась, что ты меня остановишь. Кто-то же должен был меня остановить. Я тогда пустилась во все тяжкие, ты ведь знаешь.

Об этом они тоже говорили не раз. Почему некоторые забывают то, что нужно помнить, и припоминают то, что лучше забыть?

— Ты уверена, что причина была именно в этом?

Алиса сделала вдох. Еще не хватало ей виниться до конца своих дней.

— Нет, совсем не уверена — слишком много воды утекло. Могу только строить догадки. Post hoc[1], — добавила она для весомости, словно поставила точку.

Но Джейн не унималась.

— Неужели Дерек связался с тобой только для того, чтобы меня помучить?

Тут Алиса вспылила.

— Ну, спасибо на добром слове. Я-то считаю, что он просто не устоял перед моими прелестями, которыми в молодые годы я была не обделена.

Джейн помнила: Алиса щеголяла в таких открытых платьях, что бюст вываливался наружу. Это теперь она предпочитала элегантный брючный костюм с кашемировым джемпером и повязывала вокруг черепашьей шеи тонкий шелковый шарфик. А тогда создавалось впечатление, будто она предлагает каждому встречному две спелые дыни. Да, мужчины падки на такие вещи, а Дерек был доверчивее многих; не исключено, что она просто носила особый бюстгальтер.

Слегка меняя направление беседы, но вовсе не уходя от темы, она спросила:

— Ты, кстати, не собираешься писать мемуары? Алиса покачала головой:

— Слишком обременительно.

— Вспоминать?