— Нет, вспоминать и даже выдумывать — это несложно. А вот готовить публикацию, раскручивать… Мне и так трудно примириться с тем, что мои романы не пользуются большим спросом. А представь, каково это будет: написать автобиографию, подвести итог всему, что увидено, и прочувствовано, и постигнуто, и выстрадано за пятьдесят с лишним лет…
— Так уж и пятьдесят!
— Отсчет ведется от шестнадцати лет, ты же знаешь. До той черты я была несознательной и за себя не отвечала.
Вероятно, здесь и коренилась Алисина поразительная, непоколебимая уверенность в себе. Раз в несколько лет она проводила черту под тем, что было прежде, и объявляла, что снимает с себя всякую ответственность. В истории с Дереком она повела себя точно так же.
— Продолжай.
— …а потом обнаружить, что никому до этого нет дела, кроме самых стойких читателей. Да и тех уже кот наплакал.
— А ты добавь побольше секса. Публика любит, когда старые…
— Клячи? — Алиса подняла бровь. — Перечницы?
— …перечницы вроде нас с тобой благопристойно рассуждают о сексе. Мужики в старости выглядят бахвалами, когда расписывают свои победы. А старушки — отважными.
— Допустим, но для этого нужно иметь кое-что в активе: романы со знаменитостями. — (Дерек никак не мог претендовать на эту роль. Щелкопер Саймон тоже. А собственный издатель и вовсе не в счет.) — Это первый вариант, а второй — какие-нибудь особо изощренные гадости.
Джейн про себя решила, что подруга чего-то недоговаривает.
— А Джон Апдайк — чем тебе не знаменитость?
— Да ведь он мне только подмигнул.
— Алиса! Я своими глазами видела, как ты сидела у него на коленях!
Губы Алисы тронула натянутая улыбочка. Она прекрасно помнила тот эпизод: у кого-то из знакомых была квартира в Маленькой Венеции, собралась обычная компания, поставили долгоиграющую пластинку, в воздухе поплыл дурман, кто-то привел заезжего писателя, и она вдруг проявила несвойственную ей вульгарность.
— Я сама подошла и села к нему на колени. И он мне подмигнул. Все, точка.
— Ты же ты сама рассказывала…
— Ничего подобного.
— Ты ясно дала понять…
— Обыкновенное тщеславие.
— То есть?
— То есть он сказал, что утром ему рано вставать. Париж, Копенгаген и далее везде. Рекламная поездка. Сама понимаешь.
— Аналог головной боли.
— Вот именно.
— Ничего страшного, — продолжила Джейн, старательно пряча внезапный прилив веселья. — Я всегда считала, что писателю интереснее, когда все идет наперекосяк, а не по плану. Единственная профессия, где личный крах можно использовать к собственной выгоде.
— Я бы не сказала, что слово «крах» применимо к моему знакомству с Апдайком.
— Конечно нет, дорогуша.
— А ты — уж не обижайся — проявляешь излишнюю напористость, как в группе самопомощи. Или как в программе «Женский час», где ты ничтоже сумняшеся учишь людей, как им жить.
— Разве?
— Суть в том, что любая личная неудача, даже изображенная художественными средствами, отбрасывает тебя на исходные позиции.
— Это куда же?
— К бесславному знакомству с Джоном Апдайком.
— Если это может служить утешением, я сгорала от зависти, когда он тебе подмигнул.
— Ты настоящая подруга, — ответила Алиса, но голос ее выдал.
Они замолчали. За окном поезда остался крупный населенный пункт.
— Что это было — Суиндон? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Джейн.
— Наверное.
— Как по-твоему, в Суиндоне у нас много читателей? — Кончай дуться, Алиса. Еще не хватало нам рассориться.
— А сама ты как думаешь?
Джейн никак не думала. Она слегка нервничала. Ей в голову пришел случайный факт:
— Это самый большой город в Англии, не имеющий собственного университета.
— Откуда ты только это знаешь? — Алиса старательно изображала зависть.
— Знаю — и все. Не иначе как из «Моби Дика».
Они довольно посмеялись, как заговорщицы. Повисла пауза. Через некоторое время проехали Рединг, и каждая похвалила другую, что та не стала цитировать «Балладу Редингской тюрьмы» или рассуждать про Оскара Уайльда. Джейн ненадолго отлучилась — то ли сходить в туалет, то ли проверить мини-бар у себя в сумочке. Алиса стала размышлять, как лучше воспринимать жизнь: всерьез или легко. Может быть, это надуманное противопоставление, один из способов показать свое интеллектуальное превосходство? Джейн, судя по всему, шла по жизни легко, но лишь до определенного рубежа, а потом стала искать серьезные решения — например, Бога. Лучше уж идти по жизни со всей серьезностью, а потом искать легкие решения. Такие, как сатира или суицид. Почему люди цепляются за жизнь — она же досталась им непрошенно? Жизнь человеческая оканчивается крахом — так виделось Алисе положение дел в этом мире, а те банальности, что изрекала Джейн по поводу преображения неудач художественными средствами, были махровыми фантазиями. Любой, кто хоть что-то смыслит в искусстве, подтвердит, что произведение никогда не отвечает замыслу творца. Искусство всегда недотягивает, художник не способен дать избавление от жизненного краха и, более того, сам обречен на двойной крах.