Сейчас я лукаво глянул на девчонок. Призвал к себе всех окрестных Ивановых червячков, плеснул в них самую малость доставшейся мне от бабы Дуси силы. Проверил результат — ошалевшие от неожиданности козявки разожгли свой живой огонь. Я сложил из них большое объемное сердце и повесил на фоне неба перед бабкиной внучкой.
В темноте это получилось невероятно эффектно. Светлячки мерцали, роились внутри живой фигуры, отчего казалось, что сердце бьется. Девушки замерли, не в силах вымолвить ни слова. Влад горячо зашептал мне на ухо:
— Показушник! — Тут же добавил с сожалением: — Эх, почему я не могу вот так, как ты.
— Зачем тебе это? — Удивился я, впрочем, не совсем искренне. — Тебя Вера и так обожает.
— Обожает, — согласился он. — Но я бы тоже хотел сотворить для Верунчика чудо… Девочкам это нужно.
Прозвучали его слова так, что я почувствовал себя одновременно и бравым Д'Артаньяном и старым дураком, пускающим пыль в глаза молоденькой неопытной девчонке.
Я не стал ничего отвечать. В моих словах не было никакой необходимости. Просто закрыл глаза и приказал светлячкам рассыпаться сияющим облаком, взлететь ввысь, рассеяться. Наверху сияющая стая смешалась огоньками звезд и постепенно растворилась в темноте ночи. Где-то вдалеке защебетал соловей.
Я улегся в одуванчики и заложил руки за голову. Несмотря ни на что, я был до чертиков, до одури доволен собой.
А ночью, когда возня в соседней комнате утихла, Вика пришла ко мне сама. Было это и неожиданно, и ожидаемо. Но об этом я вам рассказывать не стану.
Глава 23. Соседи
Оставшаяся неделя мне почти не запомнилась. Дни были одинаковые — счастливые, спокойные, почти ирреальные в своей идеальности. Вика ходила с мечтательной улыбкой на лице. При каждом насмешливом взгляде Влада моментально заливалась краской.
Вера плавала ежедневно. С каждым днем все дальше и дольше, словно решила всем доказать свое мастерство. В душе моей прочно поселился покой. Если это была награда за все предыдущие смерти, то я не собирался ей противиться.
Жирной занозой на всеобщем благолепии оставался бабкин кот. Он не упускал возможности то цапнуть меня зубами, то пройтись по ногам когтистой лапой, то попросту что-то свалить. Страдал от проделок поганца исключительно я. Остальные обитатели дома были для него недостижимы.
В воскресенье после ужина мирное течение жизни были нарушено нежданной гостьей. В дверь постучали.
Влад выглянул в окно, проговорил:
— Там бабуля, та, у которой мы на рынке покупали курей.
— Баба Нюра? — Удивилась Вика. — Что ей надо? Вдруг случилось что?
Она вскочила с кресла и побежала открывать. Я отправился за ней следом.
Смущенная соседка стояла на крылечке, на самом пороге, в дом заходить опасалась.
— Вика, внученька, — залебезила она, — как я рада тебя видеть!
— Здравствуйте, баб Нюр, случилось что-то?
Бабка сокрушенно закивала.
— Случилось, деточка, ох, случилось. Деда моего совсем скрутило.
Вика заметно растерялась. Спросила осторожно:
— И что?
— Дык, не к кому мне больше идти. Воскресенье сегодня. Медсестричка уже домой уехала. А у деда так спину прихватило, ни вздохнуть, ни охнуть! До понедельника он точно не дотерпит. Посмотри, деточка, не откажи.
Соседка сделала просительное лицо и для верности добавила:
— Бабушка твоя никогда не отказывала.
Вика виновато улыбнулась.
— Я же не бабушка, я не умею.
Баба Нюра расстроилась:
— Ох беда-беда… Что же делать?
Мне стало ее жаль.
— Я могу посмотреть, — слова вырвались раньше, чем подумалось, что светиться лишний раз глупо.
Бабка расцвела, бросилась ко мне с удивительной для ее возраста резвостью:
— Вот спасибо, внучек, вот молодец!
С внучком она, конечно, погорячилась. Было ей лет шестьдесят с небольшим, и в бабули она мне точно не годилась.
— Пойдем, ребятушки, пойдем. Деду моему совсем худо — стонет, зубами скрипит.
Последняя фраза мне не понравилась совсем. В душе родилось чувство, что ждет нас там совсем не прострел.
Соседка, как молодая, сбежала по ступеням.
— Мы с вами! — Раздался из комнаты голос Влада. — Можно?
— Можно, ребятки, можно. А я вас блинчиками накормлю! С творожком, с вареньем, с мясом! Идемте.
Она махнула рукой, но двинулась не в сторону дороги, а за дом. Там в заборе была узенькая калитка. Вика ею почти не пользовалась. Для бабы Нюры же эта дорога была вполне привычна.
Домишки мы обошли с тыла, огородами, по тропе спустились к ручью, перешли по хлипким мосткам и оказались возле такой же старенькой калитки в соседском заборе, с рождения лишенной замка.
— Вот и пришли. Вот и хорошо! — Баба Нюра довольно улыбнулась, открыла створку и просочилась во двор.
Я пропустил девчонок вперед, вошел третьим, оставив Влада в арьергарде, и огляделся.
Этот двор, в отличие от нашего, был обжитой. Тут не было ни одуванчиков, ни зарослей крапивы. Лишь по старинной деревенской традиции на дорожке частыми пятнами белел подсохший птичий помет. Я прошел чуть вперед и едва не оглох от истерического гогота. Прямо у забора расположился большой загон из сетки-рабицы. Внутри бесновался гусь — подпрыгивал, растопыривал крылья, орал почище пожарной сирены.