Пункт назначения – Москва

Дома, предназначенные для размещения нашего батальона, были уже хорошо натоплены. В течение нескольких минут солдаты плотно закрыли двери в своих домах. Впервые за долгое время мы сняли валенки, улеглись спать и спокойно проспали всю ночь напролет, не опасаясь, что внезапно прозвучит сигнал тревоги.

Когда двенадцать часов спустя мы проснулись, снова весь мир выглядел для нас уже совсем по-другому. Все чувствовали себя посвежевшими и отдохнувшими. Мы, не торопясь, тщательно умылись и с наслаждением позавтракали. Хлеб оказался не замерзшим, а даже мягким. И хотя вместо настоящего кофе был обычный кофейный напиток, которому фронтовики дали меткое прозвище «негритянский пот», мы пили его с удовольствием, наслаждаясь уже самой возможностью смаковать каждый глоток. Короче говоря, жизнь снова была прекрасна и удивительна.

Маленький Беккер отрезал себе ломоть солдатского хлеба, когда вошел посыльный и передал приказ: Беккер немедленно переводится в штаб полка в качестве офицера для поручений. Мы с грустью наблюдали за тем, как ряды 3-го батальона покидает еще один отличный офицер.

Вскоре после этого снова прозвучал сигнал тревоги, и мы поспешно собрались вместе с парашютистами-десантниками во дворе школы. Мы были просто потрясены внешним видом наших новых соседей. На них было первоклассное зимнее обмундирование, у которого все пуговицы были на месте, а все бойцы находились в отличной физической форме. А мы же, напротив, выглядели как кучка опустившихся, истощенных, обросших ландскнехтов: с впалыми щеками, одетых в штопаные лохмотья, скрепленные к тому же проволокой. Среди нас невозможно было найти даже двух солдат, носивших одинаковую форму.

Парашютисты-десантники получили задание очистить ближайший лес от просочившихся туда красноармейцев. Они потрудились на славу, гоняясь за иванами по глубокому снегу, и во второй половине дня вернулись назад, неся на плечах своих погибших товарищей.

Постепенно просачивание вражеских солдат в наш тыл стало новым понятием в зимней войне и превратилось в настоящее бедствие. Из-за лютого мороза мы, как правило, дислоцировались в деревнях, находившихся друг от друга на расстоянии до пяти километров. Между ними лишь кое-где были оборудованы небольшие опорные пункты. Сквозь эти бреши под покровом ночи пробирались русские, которые потом неожиданно появлялись где-нибудь позади наших оборонительных линий.

В этот вечер – в день моего рождения – я был приглашен к полковнику Беккеру. Там же я встретил и Маленького Беккера. После своего первого рабочего дня в штабе полка он был в хорошем настроении. В одной из деревушек, расположенных в нашем тылу, он встретил симпатичную русскую студентку медицинского института по имени Нина Барбарова, которая его просто очаровала. Я вспомнил Наташу и сердито проворчал что-то в ответ.

Когда я поздно ночью возвращался в свою избу, со стороны Гридино донесся шум боя, и я поблагодарил Господа за то, что на этот раз нас там не было.

На следующее утро мы встречали очередного нового командира 3-го батальона: капитана Грамински. Это был серьезный, спокойный офицер, отличавшийся особой щепетильностью в своей работе. Он был одним из тех командиров, которые сразу завоевывают у своих подчиненных уважение к себе. Мы обсудили сложившееся положение и пришли к выводу, что хотя мы пока и находились в пяти километрах от переднего края обороны, но если нас когда-нибудь бросят в бой, то это будет означать, что ситуация на данном участке фронта крайне обострилась. И тогда нам снова придется выдержать тяжелейшие бои с противником.

Наша разведка перехватила вражескую радиограмму, из которой следовало, что красные готовят крупную наступательную операцию на Гридино. Этот населенный пункт находился на крайнем северо-востоке оборонительной линии Кёнигсберг и, словно заноза, торчавшая в заднице, раздражал противника. Уже во второй половине дня до нас донесся шум ожесточенного боя. Очевидно, перед собственно основной атакой русские хотели прощупать противника, проведя разведку боем. Но в своем письме Марте я почти ничего не писал о боях. На родине люди еще не были в достаточной степени подготовлены к серьезному ухудшению обстановки на Восточном фронте.

Вскоре из Гридино в Малахово начали непрерывно привозить на санях раненых, и ближе к вечеру на одних из таких саней я увидел ассистенцарцта Шюсслера. Юный коллега, занявший мое место в Гридино, получил осколочное ранение в живот, сопровождавшееся сильным внутренним кровотечением. Как врач, он прекрасно осознавал, что его жизнь висела на волоске. Тем не менее он нашел в себе силы благодарно улыбнуться мне, когда я пообещал ему позвонить в санитарную роту, чтобы там подготовились к срочной операции.

– Боюсь, что будет уже слишком поздно! – прошептал он.

Доктор Шюсслер оказался прав. И хотя его прооперировали, он той же ночью скончался. А его место в Гридино занял штабсарцт доктор Лиров.