Пункт назначения – Прага

Тут к «хорьху» разведчиков вновь подкатил кюбельваген Кучинского. Ротмистр, открыв дверь, промолвил, обращаясь к Савушкину:

– Алексей, на пару слов. – Савушкин молча кивнул и выбрался из машины. Кучинский, оглядев всё ещё стоящую колонну своего батальона – произнёс: – Мы все сейчас поворачиваем на Блатну. Весь батальон…. Но не потому, что все хотят в Россию – просто нам дальше не пробиться. Дорога до самого Пльзеня забита бегущими немцами. Да и вокруг…. – И он кивнул на север, где по полям, не разбирая дорог, двигались огромные толпы немецких солдат.

– А в чём дело-то? Почему-пешком-то идут? Не, я понимаю, бензина не достать, машины пришлось бросить…. Но паровозы-то на угле работают! Чего-чего, а этого добра тут полно. И вагонов порожних мы на станции Прага-Гловна видели уйму. Почему войска по железной дороге не эвакуируют?

Кучинский тяжело вздохнул.

– Некому эвакуацию организовывать. Я сейчас говорил с немецким оберстом, начальником тыла пятьдесят девятого армейского корпуса. Говорит, нет связи со штабом группы армий. Вчера ещё каждые полчаса получали шифровки, распоряжения, уточнения графиков эвакуации – а с семи утра как отрезало. И не только их корпус – никто не может связаться…. Пропал штаб группы армий, как в воду канул[52]. И всё, тотальный хаос на дорогах….

Савушкин кивнул.

– Знакомое дело. В конце сентября сорок первого наш штаб Юго-Западного так же пропал – на хуторе Дрюковщина был окружён и погиб. Говорят, полковники и генералы в штыки пошли, когда патроны кончились…

– Немцы вряд ли на такое пойдут. Время не то.

– Не то. – Помолчав, Савушкин спросил: – Ну что, сворачиваем на Блатну?

– Сворачиваем. У меня в строю триста сорок восемь штыков, пятьдесят три машины, считая всякий хлам, две самоходки и три «ганомага». Я тем хлопцам, которым доверяю, шепнул, что будем, скорее всего, на сторону Красной армии переходить – они согласны. С остальными надо будет ещё поговорить….

– Поговорите. Время есть.

– Тогда по машинам?

– По машинам.

Савушкин, усевшись на своё место справа от водителя – промолвил:

– Витя, сейчас батальон повернёт налево, на юг – мы идём вместе с ними. К вечеру, если будем ползти с такой же скоростью – доберемся до Пршибрама. Там эти, – Савушкин кивнул на колонну, – скорее всего, заночуют, мы же поедем дальше. Наша задача – добраться до шоссе Блатна-Пльзень и там сесть в засаду. Западнее Шлиссельбурга.

– Так это ж под Ленинградом? – Удивился Чепрага.

– Там тоже.

Колонна, наконец, тронулась, и вскоре «хорьх» разведчиков, вслед за «пивным» автобусом, повернул налево, на грунтовую дорогу, идущую на юг. Вокруг, куда хватало глаз, были немцы, панически бегущие на запад. Автомобильные колонны, группы гужевых повозок, толпы пеших – немецкая армия в полном беспорядке двигалась к американским передовым линиям. Многие солдаты на ходу срывали с себя погоны, все обочины дорог были завалены брошенным оружием и амуницией. В полях сиротливо стояли оставленные экипажами танки и самоходки – судя по всему, у них банально кончилось топливо. Это был тотальный, всеобщий и окончательный крах армии Третьего рейха – и Савушкин наблюдал за гибелью вермахта со спокойным удовлетворением. Они – он и его ребята, Разведупр, вся Красная армия, советский народ – сделали это; все вместе, они заставили немцев бежать, сломя голову, от одной только мысли о идущих где-то там, за горизонтом, наших танках. И это было здорово! Что, интересно, думает сейчас предатель Власов? Когда в новгородской деревне он сдался немцам, и потом, когда предложил им свои услуги предателя – на что он рассчитывал? Что Красная армия будет разбита, Москва падёт, Советский Союз потерпит поражение, и что он, Власов, займёт кабинет в Кремле – как немецкий наместник? Мечтал, что немцы подарят ему власть над куцыми остатками Советской страны – где он будет царствовать, пусть и оглядываясь на своих хозяев? Он предал свой народ, свою страну, свою армию, перешёл на сторону врага, собрал какое-никакое, но войско, из таких же, как он, перебежчиков и предателей – и воевал против своих соплеменников, лил русскую кровь…. И ничем, никакими политическими лозунгами, никакими декларациями, никакими обращениями этого не изменить, не смыть клеймо Иуды…

– Товарищ капитан, что-то мне не нравится, как нас эти немцы смотрят. – Прервал размышления Савушкина Некрасов и осторожно кивнул в сторону идущей по обочине колонны немецкой пехоты. – Може, снимем эти ошейники жандармские?

Савушкин кивнул.

– Да, надо снять. Машина у нас без опознавательных знаков, так что, от греха подальше, снимем горжеты. По-хорошему, надо бы и форму снять, в нашу переодеться, да где ж её возьмешь, в Будапеште осталась….

Сзади неопределённо хмыкнул Костенко.

– Это вы так думаете, товарищ капитан….

Савушкин повернулся к старшине.

– Олег, только не говори, что ты тайком её прихватил!

Костенко пожал плечами.

– А шо тут гутарить, прихватил, а як же ж иначей… Я тому старшине батальона охраны в Гёдёллё пустого портсигара бы не доверив – не то, шо новую форму… Взяв. В синем мешке биля запаски лежит…