Пункт назначения – Прага

– Из Милеча… тут, рядом. Деревня.

– А сам-то кто?

– Курсант Румас… Василий…

– Курсант? – Удивился Котёночкин, и, обращаясь к Савушкину: – Товарищ капитан, курсант!

– Вижу. – Буркнул Савушкин. И спросил: – А чего именно курсант, хлопец?

– Дабендорфской школы…. Десять дней назад нас эвакуировали под Карлсбад… Нашу роту отправили в Милеч… А тут…. – И курсант всхлипнув, замолчал.

– Что? Что тут? Не хнычь, когда с тобой капитан РККА разговаривает! – Савушкин намеренно ужесточил свою речь, он не любил, когда мужчины хлюпают носом, как барышни.

– Чехи… Местные, партизаны… Нас утром разоружили… И сказали, что расстреляют… Закрыли в школе… Я вылез через… через чердак. Меня поймали… И шомполами всю спину… И бросили в овраг… думали, сдох…

– Понятно. А ты удрал. – подумав несколько минут, Савушкин промолвил: – Далеко этот Милеч?

– Пару… пару километров…

– Да как ты-то дошёл? У тебя на спине живого места нет!

– Дошёл… Сказать… Чтобы ребят… спасли… Расстреляют их чехи….

Савушкин скрипнул зубами.

– Партизаны хреновы! Шесть лет немцам жопу лизали, «чего изволите?» на каждый их чих лепетали – а как только миновала опасность, так сразу партизанами себя объявили… Поехали, хлопцы!

– Куда? – индифферентно спросил Некрасов.

– Налево, в Милеч! Надо объяснить этим лже-партизанам, что расстреливать советских граждан можем только мы, и только если они того заслужили. Хлопцы, в машину!

В Милеч они въехали в два часа пополудни – раненый курсант, хоть и с трудом, но показал дорогу до школы, где своей смерти дожидались власовские курсанты. Когда «хорьх» притормозил на площади перед домом знаний – Савушкин, разглядев лениво сидящих в теньке полтора десятка мужчин в штатском, но донельзя украшенных всякой военной атрибутикой – винтовками, пистолетами, ремнями, портупеями, пулемётными лентами, одетыми на манер матросов из фильма «Мы из Кронштадта» – понял, что это именно те «партизаны», о которых говорил израненный малец.

– Володя, давай со мной. Остальным держать оружие наизготовку. Вряд ли эти герои нам помешают, но мало ли… – И с этими словами покинул «хорьх». Чехи, до этого равнодушно взиравшие на немецкую машину, невесть для чего прибывшую в их глухомань – при виде советских офицеров, вышедших из неё, немедленно вскочили и постарались придать себе максимально воинственный вид. Савушкин про себя улыбнулся, но, натянув на лицо максимально официальное выражение и шепнув лейтенанту: «Володя, переводи!» произнёс, обращаясь к «партизанам»:

– Товарищи бойцы свободной Чехословакии! – Котёночкин добросовестно перевёл, среди чешских «партизан» пробежала волна воодушевления. Савушкин продолжил: – Мы знаем, что вами захвачены в плен власовские курсанты. Командование Красной армии благодарит вас за бдительность и просит обеспечить доставку пленных в военную прокуратуру в Прагу. Там их дела рассмотрят и вынесут справедливый приговор!

Меж «партизан» пробежал холодок недоумения. Савушкин его ощутил и добавил:

– Милеч – зона оккупации Красной армии. Если к военнопленным будет применено незаконное насилие – виновные будут отвечать по всей строгости советских законов! – И уже куда менее патетично, но зато более доходчиво, промолвил: – А они у нас оччччень суровые…. – После чего, подойдя к «партизанам» поближе, промолвил: – Открывайте школу, выводите пленных. И нужен транспорт. – Котёночкин вновь всё дословно перевёл. Чехи о чём-то пошептались меж собой, и один из них, лет сорока мужчина, в отличие от остальных, в форме, пусть и старой чехословацкой армии – произнёс:

– Но ви дайте нам бумагу что ви их заберете.

Савушкин кивнул.

– Безусловно.

Вскоре школа была открыта, и на свет Божий появились пленённые курсанты – все, как один, со следами недавнего «вразумления»: у кого-то была разбита губа, у кого-то под глазом расцветал багрово– синий синяк, кто-то держался за бок…. Савушкин вздохнул. Безоружных избивать – много ума не надо… Но вслух он произнёс:

– Курсанты, отныне вы находитесь в плену у Красной армии. Сейчас вы разместитесь в этих грузовиках, – и Савушкин кивнул на две «татры»-трёхтонки, – и отправитесь в Прагу, где вас определят в фильтрационный лагерь. Никто вас расстреливать не будет! – громко произнёс он, заметив в глазах ближних курсантов недоверие пополам со страхом. – Военная прокуратура разберется, в степени вашей вины! Всё, по машинам! – скомандовал он, опасаясь, что чехи, чего доброго, затребуют какие бы то ни было документы – каковых, понятное дело, у них в принципе не могло быть. Впрочем, всё обошлось – курсанты погрузились, чехи, меж собой обсудив случившееся, разошлись с площади по домам. Двое оставшихся – водители грузовиков – подошли к Савушкину и ожидающе посмотрели ему в глаза.

– До Праги! – Бросил капитан.

Водители что-то наперебой начали спрашивать – но Савушкин, и без того почти не знающий чешского, быструю речь не понял, но интуитивно осознав, что от него хотят шофера – сказал Котёночкину:

– Вели им ехать до первого контрольного пункта Красной армии. Пусть там доложат, что везут пленных, им объяснят, куда двигаться дальше.