Пункт третий

– Исключено, – сказал майор. – Я ж вам объяснил.

Разговор странным образом выходил спокойный, равно интересный для собеседников. Стемнело окончательно, и на траву у стены легло рассеченное рамой пятно оконного света.

– Да, – продолжал Валентин Николаевич, – и себя вы, Александра Юрьевна, весьма невыразительно описали. В романе вы тоже выдумка, схема какая-то, а не живой человек. Автор ведь не должен себя стесняться, правда?

Увлекшись, он вскочил и стал расхаживать по избе; в слепом свете болтавшейся под потолком лампочки все в горнице казалось поблекшим и усталым от долгой суеты дня; на лице майора лежали серые тени.

– Но ведь герой не автор, – возразила она.

– Да, – сказал Первушин, – только не в этом случае: ваш герой – героиня то есть – уплощенный, подстриженный такой автор, не более.

Александра Юрьевна промолчала.

– Что до прочих, то они у вас неплохо вышли; и стукачей вы правильно вычисляете, поздравляю. А уж за Рылевского я не только как читатель вас благодарю. Да не пугайтесь, тут не в фактах дело, одним больше, одним меньше – это пусть следствие беспокоится. О нем самом вы очень интересно пишете, убедительно так, и…

– И что? – забеспокоилась Александра Юрьевна. – Как вы ему это пришьете? Тогда ведь и на вас дело придется заводить, о сотрудничестве.

– Не придется, – спокойно сказал Валентин Николаевич. – У вас ведь это только в одном экземпляре имеется?

– В одном, – не подумав, призналась Александра Юрьевна. – Бумаги жалко было, объем-то, сами понимаете…

– Вот я и говорю, при чем тут дело? – продолжал Валентин Николаевич, всеми силами стараясь скрыть охватившую его радость. – При чем тут дело, хотя и про меня вы тоже кое-что правильно угадали, признаю. Про переводы, например. Наше время, Александра Юрьевна, – время перевода, апологии, анализа. А настоящего оригинального произведения теперь, по-моему, не создашь.

– А вы пробовали? – спросила Александра Юрьевна.

– Подождите, – сказал майор, останавливаясь у окна, – взгляните, там, кажется, закончили…

Александра Юрьевна прилипла к стеклу. Дверь соседнего дома была распахнута настежь; в ее ярко освещенном проеме двигались темные силуэты. Вскоре яркий проем исчез, и по двору заметались желтые фонарные пятна.

– Сюда ведут? – спросила она, глядя во тьму.

– Не знаю, – сказал майор. – Скорее всего, сразу в машину.

Он вздохнул и положил перед нею оформленный по всем правилам ордер.

– А их? – кивнув за окно, спросила Александра Юрьевна.

Валентин Николаевич встал и прошел за перегородку.

– Поесть бы вам надо, Александра Юрьевна, – громко сказал он, – тут от моих орлов еще консервы остались.

Александра Юрьевна не ответила; слышно было, как за обоями шуршат мыши.

– Вражьим не побрезгуете, а? – спросил он, возвращаясь к столу со снедью в руках, и добавил развязно, чтобы избавиться от неловкости: – С первым и последним читателем приятно ведь поужинать? А я ведь, кроме того, еще и соавтор. Вы б без меня еще столько же накатали, трудно ведь остановиться вовремя, так? А история ваша, согласитесь, уже закончилась. Это я к тому говорю, что за творческим вечером следует обычно дружеский ужин. Хлеб, тушенка; чаю вскипятим, а?

– Спасибо, не хочется, – вяло ответила Александра Юрьевна. Литературный разговор выбил их обоих из колеи, и найти нужный тон было теперь непросто. – А с ними-то как?

– Всех, к сожалению, арестовать придется, – отводя глаза, сказал Первушин. – Попрощаться успеете, в одной машине с Игорем Львовичем вас повезем.

– Понятно, – сдержанно отозвалась Александра Юрьевна.

– Я ж вам говорил, – с неожиданной злобой закричал он, – лажа сплошная ваш Первушин, нет такого и быть не может, теперь-то хоть понимаете?..

– Да, – спокойно улыбнулась ему Александра Юрьевна. – Теперь понимаю – не удался романчик.

Эпилог

– Готово, Валентин Николаевич, – входя в избу, доложил капитан. – Можно ехать.

– Хорошо, – рассеянно отвечал Первушин. – А может, задержимся, а? Я так, например, с утра не ел, и Полежаева ужинать со мной отказалась. Давай хоть картошки, что ли, сварим. Ты не против?

– Хорошо бы картошки, – сказал капитан. – Так что, машины отпускать, что ли?

– Одну нам оставь, – засмеялся Первушин. – Не пешком же их догонять. Скажи, пусть на станции ждут.

– А может, поедем все-таки, Валентин Николаевич? – засомневался Губа. – Грозу сюда тащит, и вообще.

– Да ладно тебе, – сказал майор. – Неужто твои дрючки без нас не справятся?

– Справятся, – неуверенно сказал капитан; в животе у него урчало громко и с переливами, – дрючки-то справятся, а все ж неспокойно как-то.

– Иди уж, – отмахнулся Первушин. – Не сбегут, не бойся. Рылевский в наручниках у тебя?

– В наручниках, ясно, – отвечал капитан. – Как расписался, так сразу и надели.

– Проверь, – приказал Первушин. – И посмотри, чтоб их с Полежаевой рядышком посадили. Пусть поговорят, не мешайте. Понял?

– Понял, – повторил капитан; в животе у него заурчало еще сильней.

– Сейчас растоплю, – крикнул ему вслед Валентин Николаевич.