Пуп света: (Роман в трёх шрифтах и одной рукописи света)

ЛОКОМОТИВ ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗ-ЗА ПОВОРОТА И УЖАСНО ГУДИТ, ПОТОМУ ЧТО МАШИНИСТ ВИДИТ ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ПУТЯХ. ТЕПЛОВОЗ УЖЕ В СОТНЕ МЕТРОВ ОТ НИХ.

ЯН ПОДНИМАЕТ МАЛЬЧИКА, БОТИНОК ОСТАЁТСЯ ПРИКЛЕЕННЫМ К ШПАЛЕ, ЯН СПОТЫКАЕТСЯ О БОТИНОК. ОБА ОПЯТЬ ПАДАЮТ НА РЕЛЬСЫ. ЯН ХВАТАЕТ МАЛЬЧИКА, ВСТАЁТ, БУДТО ЛИШИВШИСЬ СИЛ, НО ВДРУГ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ КАКОЕ-ТО СИЛЬНОЕ ЧЁРНОЕ ТЕЛО В ЖЁЛТОМ КОСТЮМЕ В ДИКОМ ПРЫЖКЕ СТАЛКИВАЕТ ИХ С ПУТЕЙ. ЭТО МАРЧЕЛЛО, КОТОРЫЙ ВОЗВРАЩАЛСЯ С ТРЕНИРОВКИ. ВСЕ ТРОЕ КАТЯТСЯ ВНИЗ ПО НАСЫПИ.

ЯН ВСКАКИВАЕТ НА НОГИ И СРАЗУ ЖЕ ПОДНИМАЕТСЯ НА ПУТЬ, А МАРЧЕЛЛО УСПОКАИВАЕТ ФИЛИППА, РЫДАЮЩЕГО ОТ СТРЕССА. ЯН ВИДИТ: ТЕПЛОВОЗ НЕ ПРЕКРАЩАЕТ ГУДЕТЬ ВО ВСЕ ГУДКИ, ПОТОМУ ЧТО ТОЧНО ПОСЕРЕДИНЕ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ, ПОД НЕОПУЩЕННЫЙ ШЛАГБАУМ ЕДЕТ АВТОБУС С ПЬЯНЫМИ ТУРИСТАМИ.

СИЛЬНЫЙ УДАР. ЛОКОМОТИВ ВОЛОЧИТ АВТОБУС ПО ПУТЯМ НЕСКОЛЬКО МЕТРОВ, ГРОХОТ И КРИКИ.

ЯН СТОИТ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ПУТЯХ И СМОТРИТ. В ОТЧАЯНИИ ХВАТАЕТСЯ ЗА ГОЛОВУ. ПОСТЕПЕННО НА МЕСТЕ АВАРИИ СОБИРАЮТСЯ ЛЮДИ.

Вот так всё и случилось. За одну секунду. Секунду того, кто освоил шрифт из пишущей машинки «Ремингтон», заброшенной в девятый век, и из киносценария, в котором говорилось о вторжении одного времени в другое, будущего в прошлое. И мне ещё предстояло столкнуться со злом, ибо я знал, что в понимании этого мира я, творя высшее добро, совершил зло.

Я КАК Я

Мой старец стал лучше относиться ко мне. Он полюбил меня, сам не знаю, почему. На прошлой неделе он взял меня с собой в Ватопед, отвёл в часовню святого Димитрия в Соборном храме и показал чудотворную икону «Закланная Богородица». Перед той иконой с четырнадцатого века горит неугасимая лампада. Предание говорит, что диакон-иконописец, озлившись на то, что один из его братьев написал икону лучше него, движимый демонолюбием и тщеславием, встал перед этой иконой, замахнулся ножом и проткнул правую щёку под глазом. На иконе появилась рана, и из неё потекла кровь, так что вскоре внизу образовалась целая лужа крови. Монах, ранивший Богородицу, остался стоять и молил о прощении грехов перед ней до конца своей жизни. Он умер стоя.

Конечно, и это была притча моего премудрого старца, который изо всех сил старался научить меня и поставить на ноги в духовном опыте; Я понял, что именно он, а не Клаус Шлане помогает мне встать на ноги, а не на голову. Разгадать смысл этой притчи было легко: достаточно было заменить «иконописец» на «писатель», и самолюбивый и демонолюбивый диакон из его рассказа стал мной, писателем из моей прошлой жизни.

Вчера он сказал мне приготовиться к путешествию, что он сегодня возьмёт меня с собой в Карею. Не знаю, зачем я ему, когда все антипросопы всех монастырей на Афоне собираются на заседание Протата, а я всего лишь послушник.

Сегодня, после прибытия в Карею, раскрылся смысл моего пребывания там. Заседание закончилось через два часа, я ждал в нижней комнате, у входа. После заседания старец повёл меня по узкой тропинке, поднимающейся в гору: городские здания сменились деревенскими домиками, а из маленькой пекарни пахло тёплым хлебом. Старец купил один, разломил пополам и подал мне: хлеб парил, источая аромат. Мы молча шли и ели. И вскоре остановились у церкви Кутлумушского монастыря. Перед ней большой и красиво благоустроенный двор, который так искусно спрятан (а находится очень близко к городу), что я вспомнил старца Киру и его утверждение, что никто не видит рая, потому что он прямо перед глазами.

Старец подвёл меня к фреске на церковной стене, прямо к тому месту, где был нарисован ад. В огне и пламени, в горячей красной смоле кипели души блудников, развратников, воров, сребролюбцев, сластолюбцев, убийц, а в самой середине котла со смолой, словно нежась в бирюзовом море у нашей Хиландарской пристани в деревне Дафни, улыбаясь, веселясь и радуясь, стоял нечестивый с трезубцем в руке и наслаждался муками несчастных душ.

Мы смотрели и молчали. Я, наконец, понял, что точно так же, как когда-то он повёл меня на виноградники, чтобы рассказать мне что-то через метафору пейзажа, теперь он хотел преподать мне ещё один важный урок.

— Счастливы были наши предки, раз представляли себе его таким, — сказал он, и я понял, что Слово начинается. — Смотри: он совершенно человекоподобен. И отчасти так и есть. Такое представление основано на наивном убеждении, что, если есть Богочеловек, то есть и сатаночеловек. Но проблема в том, что Богочеловек один, а сатаночеловеком является каждый из людей.

Я молчал. Мне нечего было добавить; что бы я ни сказал, было бы глупо. А мне пришла в голову тяжкая глупость: житейское, грамматическое сравнение — Богочеловек — это оптатив, а сатаночеловек (я впервые слышал это выражение) — индикатив; первое — возможное, второе — реальное. И только я подумал об этом, как услышал голос старца:

— Чтобы приблизиться к Богу, нужно много труда и подвигов; чтобы стать подобным сатане, не нужно ничего; это бесплатно, более того, тебе платят. Наоборот, чтобы уйти от него, нужно много заплатить.