Пуритане. Легенда о Монтрозе

— Если Тиллитудлем на рассвете не сдастся, — ответил Берли, — лорд Эвендел умрет той самою смертью, которой его начальник и покровитель предал столько божьих страдальцев. И пусть со мной случится то же и даже худшее, если я не выполню этого.

— Мы взялись за оружие, — ответил Мортон, — чтобы положить конец этим жестокостям, а не для того, чтобы подражать нашим гонителям и карать невинных людей за чужие преступления. Какими законами сможете вы оправдать это зверство?

— Если ты в этом несведущ, — ответил Берли, — то твой товарищ и спутник хорошо знает закон, предавший жителей Иерихона^{160} мечу Иисуса, сына Навинова.

— Однако, — ответил священник, — мы живем, руководствуясь высшим законом, и этот закон велит добром воздавать за зло и молиться за тех, кто притесняет и преследует нас.

— Значит ли это, что ты со своими сединами вступаешь в союз с его зеленой юностью, чтобы перечить мне в этом?

— Мы двое из тех, — возразил Паундтекст, — которым вместе с тобой вручена власть над этою ратью, и мы не допустим, чтобы хоть один волос упал с головы пленного. Кто знает, не назначено ли ему господом способствовать прекращению злосчастных раздоров в нашем Израиле.

— Я это предвидел, — ответил Берли, — еще тогда, когда такого, как ты, избрали в совет старейшин.

— Такого, как я? — повторил Паундтекст. — Кто же я, что вы позволяете себе отзываться обо мне с подобным презрением? Не охранял ли я от волков на протяжении тридцати лет доверенных мне овец? И даже тогда, когда ты, Джон Белфур, сражался на стороне необрезанных и сам был филистимлянином с надменным челом и залитыми кровью руками! Кто же я, по-твоему, говори!

— Раз ты этого хочешь, я тебе скажу, кто ты, — ответил на это Берли. — Ты один из тех, кто хотел бы пожинать там, где не сеял, и принимать участие в разделе добычи, хотя бились и победили другие; ты один из тех, кто последовал за словом божиим ради рыб и хлебов, один из тех, кто любит дом свой больше, чем церковь господню, кто готов скорее брать мзду из рук прелатистов или язычников, чем разделить судьбу с теми благородными душами, которые отреклись от всего ради священного ковенанта.

— И я также тебе скажу, Джон Белфур, — воскликнул в порыве справедливого негодования Паундтекст, — я также скажу, кто ты. Ты один из тех, чьи кровожадность и бессердечие ложатся пятном на церковь этого несчастного королевства; злодейства и насилия могут отвратить от нас провидение и сделать безуспешными наши возвышенные усилия вернуть себе религиозную и гражданскую свободу.

— Господа, — сказал Мортон, — прекратите эту злобную и ненужную перебранку; мистер Белфур, соблаговолите ответить, будете ли вы возражать против освобождения лорда Эвендела, которое при настоящем положении дел представляется нам желательной и полезной мерой?

— Здесь два ваших голоса против моего одного, — ответил на это Берли, — но вы не откажетесь подождать, пока совет в полном составе разберет это дело?

— Мы бы этому не противились, — сказал Мортон, — если бы могли положиться на тех, на кого оставляем пленника. Вам отлично известно, — продолжал он, угрюмо взглянув на Берли, — что однажды вы уже меня обманули.

— Вот как! — презрительно бросил Берли. — Ты легкомысленный и вздорный мальчишка; за черные брови глупой девчонки ты готов отдать и свою веру, и честь, и дело господа бога, и благо отчизны!

— Мистер Белфур, — сказал Мортон, положив руку на эфес шпаги, — за подобные речи полагается отвечать.

— И я готов это сделать, юноша, где и когда ты на это отважишься, — ответил Берли, — слово мое в том порукою.

Тут наступила очередь Паундтекста напомнить, что ссориться в такое время — безумие, и он добился, правда не без труда, подобия примирения между ними.

— Что касается пленного, — сказал Берли, — поступайте с ним как вам угодно. Я умываю руки и снимаю с себя ответственность за последствия. Он мой пленник, он захвачен моим мечом и копьем в то время, когда вы, мистер Мортон, занимались парадами и муштрою, а вы, мистер Паундтекст, искажали Писание в духе эрастианства. И все-таки берите его на свое попечение и делайте с ним что хотите. Дингуолл! — крикнул он, вызывая одного из повстанцев, бывшего при нем чем-то вроде адъютанта и спавшего в комнате рядом. — Пусть охрана, приставленная к этому негодяю Эвенделу, сдаст свой пост часовым, которых назначит мистер Мортон. Пленный, — продолжал он, снова обращаясь к Паундтексту и Мортону, — в вашем распоряжении, господа. По прошу помнить, что за ваши дела вам рано или поздно придется ответить.