Пурпурные крылья

— А я думал, что все темнокожие женщины поют, — ответил он, заперев двери машины не пошевелив и пальцем.

— Большинство из нас могут петь, я же сегодня просто не в голосе.

Они вошли в бар, и нашли столик в задней части зала. В баре находились представители всех слоев общества: студенческая молодежь, мужчины в костюмах с ослабленными галстуками и группа заводских рабочих — все вместе весело проводили время. На сцене стояла парочка и пела «Я добьюсь тебя, детка», тесно прижавшись друг к другу, они кидали быстрые взгляды на экран с подсказками.

Таня вынуждена была признать, что ей это доставляет удовольствие. Как же давно она не испытывала подобного. Вместе с Алеком, они хлопали в такт музыке. Она искоса посмотрела на него: он веселился вовсю — громко хлопал в ладони, двигал в такт головой и беззвучно шевелил губами, напевая песню. Вампир в караоке-баре? Воистину дикость.

Перед ней возник мысленный образ: Алек, облаченный в черный смокинг с широким поясом-шарфом, развивающийся вокруг него плащ, и произносящий следующие слова: «Я хочу высосать твою кровь».

После нескольких выступлений «Райское блаженство» было уже битком заполнено народом. На сцену поднялась женщина, чтобы спеть «Какие чувства» из фильма «Танец-вспышка» [72]. У нее было прекрасное начало, но потом она стала фальшивить. Ее голос дребезжал при переходе с высоких нот на низкие. Когда она взяла высокую ноту, точно попадая в тон исполняемого сопровождения, Танин стакан с водой начал дрожать. Поморщившись от пронзительного визга, она посмотрела на Алека. Ее пение было похоже на крик курицы, которую пнули под зад, причем неоднократно.

Где-то вдалеке послышался звон разбитого стекла. Весь зал обернулся посмотреть, у кого разбился вдребезги стакан. Пытаясь удержаться от смеха, Таня опустила голову и сжала губы.

Алек обошел ее и сказал:

— Наш выход. — Они схватили свою верхнюю одежду и, смеясь, выскользнули из зала.

— Боже мой, это было так забавно, — произнесла Таня, вытирая слезы с глаз.

— Только здесь можно выставить себя полным дураком, а люди все равно будут тебя любить.

Они вернулись в ее квартал, на этот раз свободных мест на парковке рядом с ее домом не оказалось и им пришлось припарковаться позади здания, рядом с конюшнями. Подобно вихрю, их захлестнуло запахом конского навоза. Алек, с его обостренным обонянием, почувствовал тошноту. Не пытаясь даже бороться с тошнотой, он позволил ей захлестнуть себя.

— Что же летом ты чувствуешь здесь?

— Ох… Ну, лошадиный запах заполоняет мою квартиру. Всякий раз, когда я возвращаюсь домой с работы или из приюта, резкий запах ударяет мне в нос, как только я открываю двери. Я проверяю свои туфли, чтобы убедиться, что ничего не притащила на них в дом.

— Ты уже привыкла?

— О, да, это все равно, что жить в деревне.

Алек откинул голову и рассмеялся.

— Эй! Сколько человек могут сказать, что живут рядом с конюшнями в Бруклине?

— В Шотландии, до того как придумали конюшни, военная конница оставляла кучи навоза повсюду, где бы ни находились.

— У тебя в то время уже был Маджестик?

— Да, он был норовистым конем, но я его любил. На первых порах, между нами не все гладко складывалось.

— Почему?

— Я расскажу. Остановившись на часок отдохнуть под деревом, я оставил медовуху и фрукты на земле. Мы притирались друг к другу, и я самонадеянно полагал, что мы с ним сможем поладить, насколько это вообще возможно между человеком и лошадью. Я позволил ему остановиться у ручья и попить, но тут приметил развесистое дерево, под которым можно было без помех отдохнуть. Оторвав Маджестика от водопоя, я направил его к дереву. Привязав коня к ветке, я выпил медовухи и подкрепился своими запасами. Меня разморило, я сложил снедь и оставил ее на земле, в ногах, рядом с копытами Маджестика. Прикорнув на мгновение, я резко подскочил, услышав, как конь бьет копытом, и в этот момент из него повалилась вся эта смрадная бурая гадость. Мне не оставалось ничего другого, как просто стоять и смотреть, как он уничтожает мою еду. Хочешь знать, что он сделал дальше?

— Что? Рассказывай.

Они прошли через двери вестибюля и помахали рукой охраннику.

— Он облизал мне лицо своим огромным шершавым языком, словно вытирая от той гадости. Мне даже показалось, что он насмехался надо мной. Сволочь! Никогда не вмешивайся в кормежку лошади. — В его голосе слышался смех, хоть он и поносил свою лошадь на чем свет стоит.

Они вышли из лифта, и подошли к дверям Таниной квартиры.

Девушка рассмеялась:

— Ну что же, по крайней мере, ты получил ценный урок.

Глядя, как она смеется, утирая слезы от смеха, Алек тоже рассмеялся. Она продолжала смеяться, и слезы все катились из глаз. Нежно обхватив ее лицо ладонями, он поцеловал ее в лоб, затем его губы переместились к носу, а потом к глазам. Она моргнула и ее слезы превратились в бриллианты. Они скатились с ее лица в подставленную Алеком руку.

Таня выдохнула:

— Волшебство?

В ее глазах он видел вопросы.