Кот резко повалился на бок, раскидывая лапы в стороны. Ему захотелось просто поваляться, как он делал это давным-давно, будучи маленьким котенком. Но в те давние времена он запросто получил бы булыжником в голову за такие выходки. Теперь, само собой, ему было нечего бояться, но память сделала свое дело. Зверю не удалось просто отпустить тело, которое снова съежилось в комок и встало на лапы.
Мидун начал вспоминать – что могло заставить его ощутить перемены. Но решительно ничего не смогло прийти в его полупустую голову. Еда? Нет. Холод, зима? Нет. Кислого молока захотелось? Пус прислушался к себе – нет, не это. Что же заставило его потерять свое желание? Закрейздо? О, кажется, уже ближе! Шерстяная морда резко и непроизвольно оскалилась – вот оно! Он сказал что-то, и это не давало коту покоя, возвращая его память во вчерашний вечер, но совершенно никак не обнаруживая себя в потоке слов управляющего. Что он говорил... что говорил... О мостах, о займе, об академии, колбасе, заборах... Тучун бы его побрал, он нес полную околесицу и даже заставлял себя слушать. Займы? Ближе! Что займы? Их не придется брать. Почему? Потому что приехала... Она! Наконец-то тело кота отреагировало – все мышцы спины начали сокращаться, и шерсть встала дыбом. Она!
Ну, вот же, в чем дело! Закрейздо попытался запретить Мидуну посягать на жизнь Наусы Блоходаровой-Кисинской! Да по какому такому праву, позвольте узнать? Кот, сопровождая свои умозаключения вопросительным мяуканьем, осмотрелся и только теперь понял, как далеко от поселка ушел. Он сам не осознавал, куда занесли его лапы, следуя лишь пустому внутреннему вопросу. Но теперь ответ был найден. Пус даже не заинтересовался приездом этой Наусы, пока ему об этом не сообщили. Притом сообщили с намеком на запрет, чего его естество не могло стерпеть.
Внутренний конфликт был разрешен чрезвычайно быстро, и мозг бешено заработал. Глаза сощурились, нос втянул воздух и по запаху быстро подсказал кратчайшую дорогу к поселку. Напряженный, словно стрела, хвост трубой взмыл в небо, а затем отклонился назад и замер вдоль тела, предупреждая всех вокруг, что Пус Мидун выходит на охоту.
– В пустыне пошел дождь, – сообщил сам себе Пус и в два огромных прыжка преодолел берега озера вместе с опушкой, снова окунаясь в лес, который вел себя так тихо, как только мог. Несколько раз кот пересек виляющую тропинку, совершенно не удивляясь, почему это она оказалась проложена не напрямик. Так ведь гораздо короче... Его мышцы только добавили ходу, когда он проносился над тем местом, где когда-то в беспамятстве распял кабана. Через минуту остались позади кусты, в которых прятались крыса Прокоп с женой из-за своих ложных переживаний. Пронеслись мимо первые дома с ветхими крышами, похожими на проломленные черепа. Мелькали напуганные местные жители, не успевшие предупредить друг друга о надвигающейся угрозе. Кот лишь проносился мимо них на бешеной скорости, прижимая уши к голове и видя перед собой только одну цель: дом Порфирия Закрейздо. До него осталось пробежать лишь половину улочки, всего десять прыжков.
Словно шаровая молния Пус Мидун влетел во двор Порфирия и с наскока развалил доселе прочно стоявшее строение, предназначенное для хранения зимних запасов дров. Поленья и щепки полетели во все стороны, как будто это были брызги воды, стряхиваемые с шерсти каким-то могучим огромным мокрым животным. Едва затормозив, кот изменил траекторию и сходу вышиб дверь в хибарку удава. Но далеко пролезть коту не удалось, хибарка была лишь немного выше половины кошачьего роста. Понимая, что сейчас застрянет, Пус дал задний ход, когда внезапно обнаружил, что еще влетая в жилище, придавил несчастного удава выбитой дверью. Тот как раз подполз посмотреть на апокалипсис, пришедший в его двор, но даже не успел ничего подумать, прежде чем дверь, вырванная хищной мордой, накрыла Порфирия до кончика его обрубленного хвоста. Недолго думая, Пус ухватил удава за хвост зубами и рванул из-под обломков. Раздался неприятный хруст – кот увидел, что голову Закрейздо все еще сдавливала дверь, на которой он стоял. Подавшись снова назад, Мидун освободил дверь от своего веса и снова дернул тело удава на себя. На сей раз оно с легкостью высвободилось и полетело куда-то в сторону, зарывшись в сугроб.
– Стоять, братец! – яростно зашипел кот. – У меня к тебе дело есть!