Но есть те, кого я забыть не даже не пытаюсь, и воспоминания о них чисты и воздушны. Вот Наташа, которую друзья называли Неточкой. Славная ленинградская непоседа, не красавица, но умница и бесконечно милая женщина. У нас был кроткий бурный роман летом восемьдесят восьмого, когда я только приехал в Ленинград, и сочинял стишки на заказ, на паперти костёла святой Екатерины, что напротив Думы, наискосок от Гостиного Двора. У нас не вышло ничего доброго, да и расстались мы нехорошо, возможно из-за моей гордыни, а может и не из-за неё, но восемь лет, до самой своей нелепой смерти, Неточка то и дело, совершенно случайно, оказывалась на моём пути с трогательной, чуть виноватой улыбкой: «Ты меня ещё не простил»? Не простил, Неточка. Тогда. А теперь-то простил, когда постарел, но это уже совершенно неважно.
Бесконечная чреда мертвецов под чужим вечерним небом. Здесь даже созвездия непохожи на привычные нам. По законам жанра они должны мне угрожать, или о чём-то предупредить… А может даже от чего-то защитить? Но нет. Они просто стоят пока я стою, а когда продолжаю движение, неторопливо двигаются следом. Они не оставляют следов и не пылят. Они не рвутся вперёд, им достаточно того, что они за моими плечами.
Наконец до меня доходит: это же вечные спутники живых! Это те, кого я не забыл, и они исчезнут лишь тогда, когда я сам перестану жить.
Они – отражения прошлого.
Они исчезнут только вместе со мной.
Но вот из строя делает шаг ко мне тот, кого я ежедневно вижу в зеркале. Мгновенно соображаю: это не я, а Петя, мой невольный сожитель по телу.
– Почему ты здесь, Петя?
– Мне нечего делать там, среди живых. Она любит тебя, народ доверяет тебе, а я, как выяснилось, бесплодный побег сгнившего на корню рода. Прощай!
И делает шаг вперёд, оставляя в строю своё тело-тень. Петя широко шагает на запад, шаг за шагом теряя цвет и объём, и вот, совершенно истаивает в пространстве. А его тень остаётся, и равнодушно смотрит сквозь меня. С ним уже не поговоришь, ему только и остаётся, что следовать за мной шаг в шаг, и исчезнуть, когда придёт мой черёд.
***
Пробуждение было ужасным: совершенно опустошенный я лежал в своей кровати, я рядом суетились профессор Боткин и ещё какие-то люди.
– Доброе утро, профессор!
– Утро? Отнюдь, Ваше императорское величество, сейчас не утро, а поздний вечер.
– Выходит, я проспал сутки? Сергей Петрович, мы же договаривались, что мы общаемся без чинов.
– Ах, Пётр Николаевич, такой договор был, но ведь между простым профессором и простым великим князем.
– Намёк понял, Сергей Петрович, и применю своё влияние, чтобы Вы стали Президентом Академии Медицинских наук.
– Позвольте, но у нас нет отдельной Академии медицинских наук, Пётр Николаевич.
– Значит, её надо создать. У нас имеются и успешно развиваются научно-практические центры, такие как Военно-медицинская академия, Военно-Морской госпиталь, есть успехи мирового уровня в различных областях, но нет концентрации сил и средств на перспективных направлениях. К тому же, слаба связь с другими отраслями науки. Вы же знаете о работах Вильгельма Рентгена?
– Не имел чести, Пётр Николаевич.
– Суть такова: этот гениальный физик на пороге открытия лучей, которые пронизывают тело человека, и оставляют след на фотографической плёнке. Таким образом, мы получаем фотографию внутренних органов без вскрытия человека. Представляете область медицинского применения этого открытия?
– Погодите, Пётр Николаевич, я несколько растерялся… И какова область применения?
– Фтизиатрия. Выявление туберкулёза на ранних стадиях. Хирургия. Исследование переломов, внутренних повреждений, наличия инородных тел вроде пуль или осколков, а может осколков костей. Стоматология…
– Я понял, Пётр Николаевич.
– Ставлю Вам задачу, Сергей Петрович: нужно пригласить профессора Рентгена в Россию, создать ему идеальные условия для работы и творчества, и в кратчайшие сроки спроектировать и построить рентгеновские аппараты, для начала двух видов: стационарные для больниц и госпиталей, и передвижные, для полевых госпиталей.
– Господи, Пётр Николаевич, Вы невозможны! Откровенно говоря, мы все уже приготовились Вас хоронить, а Вы, едва очнувшись, устраиваете революцию в науке медицине.
– Шутите, Сергей Петрович. Это чудесно. Однако вернёмся к моему положению: что произошло?
– Решительно непонятно, что произошло, Пётр Николаевич. Вы удалились в спальню, по виду совершенно здоровым, но утром Ваш слуга увидел, что Вы ненормально бледны, дыхание почти не слышно, кожные покровы холодные. Срочно вызванный дежурный медик, фельдшер Стасов, не смог диагностировать ничего определённого, и безотлагательно вызвал Николая Александровича Вельяминова.
– А Вы?
– А я пришел ему на смену. Николай Александрович удалился в лабораторию, где исследуются остатки Вашего ужина.
– Есть вероятность отравления? И всё же, сколько я спал?
– Пётр Николаевич, Вы опамятовались только спустя сутки. Что до отравления, то, уж простите за прямоту, но Вы на таком посту, что опасность грозит отовсюду. Но я считаю, что Ваше нынешнее состояние обусловлено внутренними причинами.