Пушинка в урагане (СИ)

Потом «Владимира» отбуксировали поближе к Усть-Луге, и стали натаскивать пилотов в более точной бомбардировке. Разведчиков в это время гоняли на поиск произвольно выбранных целей: кого-то посылали пересчитать корабли в каком-либо порту, кого-то – нарисовать планы фортов и артиллерийских позиций Кронштадта, а бывало, посылали составить планы военных лагерей, расположенных вокруг Петербурга и в Финляндии. Лётчики старались, и с каждым разом у них получалось всё лучше. Экипажи разведчиков состояли из двух человек: пилота и наблюдателя. Пилот рулил, а наблюдатель высматривал через бинокль цели и наносил их на планшет, а по прилёту мы сравнивали, что сумели увидеть экипажи двух одновременно посланных разведчиков, и как их заметки соотносятся с реальным положением вещей, отмеченным на карте.

Пароходо-фрегат мы всё-таки утопили. Не выдержал корпус старого корабля десятков попаданий бомб, хоть и с минимальным количеством взрывчатки. Постепенно разрушения накапливались, и в один прекрасный день у «Владимира» отвалилось дно, так что даже бочки не смогли удержать его на плаву.

Тогда мы взялись за бомбёжку сухопутных целей. На побережье возвели макеты артиллерийских батарей, позиций пехоты, артиллерии и кавалерии, а самолёты начали утюжить их бомбами, сделанными из снарядов калибром от трёх до восьми дюймов. Получалось неплохо.

Плохо было другое: на наши учения стали приезжать армейские и флотские офицеры, а потом болтать на всех углах о том, что увидели. Нет, в данном случае всё было не критично, поскольку мы и так готовились к манёврам с участием наблюдателей из разных стран. Опять же, ещё до учений, на основании одних лишь слухов, портфель заказов на самолёты увеличился вчетверо, уже за счёт заказов от иностранных правительств. Мой казначей сообщил, что авиационный завод скоро себя полностью окупит, и начнёт приносить чистую прибыль.

Моторный завод тоже завален заказами на три-четыре месяца вперёд, но он ещё не вышел на полную мощность, а выпускает только пробные партии трёх и пятицилиндровых авиамоторов. Мотоциклетные одно и двухцилиндровые моторы выпускались поточным методом, в две смены. Третью, ночную, смену я решил не вводить, а строить новые цеха для нормальной двухсменной работы.

На моторном заводе и нашел меня фельдъегерь с приглашением к царю.

– Пётр Николаевич, разговор у нас будет крайне важный, поэтому постарайтесь ответить мне на все вопросы.

– Непременно, Ваше императорское величество.

– Пётр Николаевич, мы же договорились, что наедине мы говорим запросто, как близкие родичи.

– Прошу прощения, Александр Николаевич, это от волнения.

– Я навёл справки, и действительно нашел Георга Менделя, монаха, аббата, как Вы и говорили. И о наследственности Мендель рассказал моему посланнику много любопытного. Но я хотел спросить: откуда это Вам известно?

К такому разговору я готовился давно, и приготовил немало отговорок на разные случаи.

– Как Вам должно быть известно, химики одной из моих лабораторий, синтезировали новый препарат, стрептоцид. Партия лекарства была передана в Военно-Медицинскую академию, профессору Боткину, который поручил своему помощнику, молодому врачу Василию Ивановичу Иванову, провести испытания. Кстати сказать, лекарство показало себя с лучшей стороны, о чём Василий Иванович неоднократно докладывал мне лично. В разговорах мы касались тем наследственности, и в частности, наследственных болезней, тут и было упомянуто имя Менделя.

Разговоры с Ивановым мы действительно вели, но на вопросы наследственности его натолкнул я. И Менделя упомянул я, а Иванов, которому учение Менделя было неизвестно, чтобы не показаться «немогузнайцем», поднял целый пласт специальной литературы, и досконально изучил вопрос. И стал горячим приверженцем генетики. Так что с этого фланга у меня всё чисто.

– А о викторианском проклятии Вы откуда знаете?

– Вы говорите о гемофилии? Видите ли, Александр Николаевич, я Вам говорил об излишней общительности почти всех секретоносителей. Увы и ах, но почти такая же обстановка и во всей Европе, за исключением Англии: свои секреты они почти научились хранить, но пока недостаточно. Я просто попросил штаб-ротмистра Власьева собрать сведения о носителях гемофилии, и составил простую схему, в центре которой оказалась Ганноверская семья. Отпрыски Виктории разносят эту заразу по всем царствующим дворам Европы, и если не уберечься, то будет занесена и к нам.

– Господи, что же будет с потомством Оленьки?

– Не волнуйтесь, Александр Николаевич. Гемофилия, если я не ошибаюсь, передаётся только по женской линии, так что потомству Ольги Александровны ничего не грозит. Хотя…

– Что Вы хотите сказать?

– Казните меня государь, но на месте Ольги Александровны, я бы зачал детей от абсолютно здорового мужчины. Простите мне мою дерзость, Александр Николаевич.

– На первый раз прощу, но впоследствии остерегитесь от подобных высказываний.

Я молча поклонился.

– С кем Вы говорили относительно закона о престолонаследии?