Пушистая катастрофа

камень. Я помнила, как тащила Эдит по зимним ночным улицам города, и сейчас, поджимая заледеневшие пальцы, решительно не представляла, как мне это удалось.

Управление выглядело пустынным и безлюдным. Можно было бы представить, что

во всем этом огромном здании я нахожусь одна, если бы не тихие шаги в отдалении —

дежурный делал обход.

Магические символы на потолке длинного коридора все так же зловеще горели

красным, а громкого заключенного, кричавшего в прошлый раз командору вслед, уже не

было.

Зафрэ разместили в самой дальней камере. Шаги он услышал издалека и ждал

моего появления, сидя на лежанке.

Вместо белых нарядов, успевших в моем представлении стать неотъемлемой

частью артефактора, одет он был в серый тюремный комбинезон.

— Этот цвет тебе не идет, — сказала я вместо приветствия.

Артефактор одернул рукава комбинезона и усмехнулся.

— Законники лишены вкуса.

Потоптавшись немного перед камерой, я решила тоже сесть. И немедля опустилась

на пол, скрестив ноги и растирая холодные пятки.

— Как ты себя чувствуешь?

— Униженным, — пожал плечами Зафрэ. В приглушенном свете переведенных в

ночной режим светильников красный камешек в его ошейнике сверкал особенно зловеще.

— А с тобой все хорошо?

— Неплохо. Все же это не я сейчас сижу за решеткой.

— Но тебе досталось больше моего. Я видел, как командор выносил тебя из дома…

— Он поморщился и пожаловался: — Должен признаться, неприятно было прийти в себя

в повозке городской стражи.

— Как это в повозке? Я пришла в себя только недавно.

Зафрэ снисходительно усмехнулся.

— Возможно, я учел не все и оказался неосторожен, но для нашей встречи я выбрал

самую надежную свою защиту.

- Господи, да нет же,

— Возвращайся в комнату Эдит.

— Вообще-то…

— Это не обсуждается! — рявкнул волк. И я вжала голову в плечи.

— Что не обсуждается? Что ты действительно озверел и не хочешь даже

попытаться заново ко мне привыкнуть? Если ты видишь во мне угрозу, то не лучше ли

будет с этим разобраться прямо сейчас?

Хельму выглядел искренне удивленным.

— Угрозу?

— Не угрозу, — догадалась я. И погрустнела. — Только не говори, что добычу…

— Рад, что ты все понимаешь, — сказал он, отстраняясь. — Теперь уходи.

— Да ты издеваешься! Если я добыча, то мы тем более должны с этим разобраться!

— Я аккуратненько ткнула его кулаком в живот. Хотелось как-то показать ему мою

злость, но было боязно. — Может, если я буду рядом…

Волк раздраженно цыкнул и резко склонился ко мне, чуть не доведя до сердечного

приступа.

— Ты издеваешься? — Я чувствовала горячее дыхание на лице и видела его до

предела расширенные зрачки, за которыми с трудом различалась синева радужки. — Как

думаешь, что с тобой может случиться сейчас? Эти инстинкты… они не исчезают вместе

со зверем. Я постоянно думаю о том, что может случиться, если я откушу от тебя кусочек.

Что может случиться, Анха?

Его голос завораживал и пробирал до костей, а слова пугали.

Но кое-что я знала точно, кое-что, не позволившее мне оцепенеть от ужаса. Добыча

из меня всегда была отвратительная.

— Проблема, — согласилась я и боднула Хельму в переносицу.

Волк рыкнул и отшатнулся, хватаясь за нос. Получив свободу, я на всякий случай

пнула его в голень, проскочила под рукой и, отбежав на несколько шагов, спросила:

— Сразу сказать не мог? Что за секретики такие?

— Анха! — прохрипел он, не отнимая руки от лица.

— Что «Анха»? Я думала, у нас проблемы, переживала. А проблемы, оказывается, только у тебя!

Китель я снимала трясущимися от злости руками, поэтому пуговицы расстегивала

долго. Волк не пытался меня остановить. Круглыми от шока глазами он следил за мной, забыв опустить руку. Китель полетел на пол, и я принялась за рукав рубашки. С трудом

расстегнула мелкие пуговицы, отстраненно ужаснувшись тому, что стражники

вынуждены были мучиться с этим каждый день, и закатала рукав.

А голую руку сунула волку под нос.

— На. Кусай. Проверим, что будет.

— Ты с ума сошла? — спросил он, отведя мою руку от своего лица.

— Нормальная! — рявкнула я нервно. Вышло не очень убедительно, но не это

сейчас было главным. — А ты должен быть польщен, мне для тебя ничего не жалко.

Кусай давай, и пойдем уже спать.

— Я же тебя загрызу, — сказал он и выглядел в этот момент совсем беспомощным.

Меня это возмутило так, как не должно было бы. Потому что Хельму пытался

проявить заботу, а мне в его словах чудилась откуда-то взявшаяся снисходительность.

— Я, как ты мог заметить, тарса. А тарсы — нечисть мелкая и, чего уж стесняться, в дикой среде мало для кого представляющая угрозу. Но даже так я смогла стать высшей, обрести силу и как-то прожить почти двенадцать лет. Двенадцать лет, босс. В лесах, в

горах, на улицах всяких городов. Я много где выживала и много из чьих лап вырвалась. И

просто поверь: нестабильный оборотень меня совсем не пугает. Так что я просто

предлагаю тебе меня сейчас укусить, убедиться, что я несъедобная, и перестать себя

мучить. Ну?

Я выдернула руку из его пальцев и снова сунула ему под нос. К тому, что он меня в

конце концов укусит, готова была, даже представляла, как буду гордиться шрамами, если