Пушка 'Братство'

Мы paсхохотались и хохотали до самого бульвара Филипп-Огюст.

Марта буркнула что-то вроде:

-- Никогда еще я так не любила этот чертов город!

Был сейчас только один свет, от ee лица исходящий. Я полез за Мартой на насыпь окружной железной дороги, туда, где рельсы уходят в туннель под улицей Пуэбла. По лестницам мы взобрались на самый-самый верх. И зря взобрались: липкий туман, как припарка, пластался над Парижем. Ни огонька -ни к северу, ни к западу, там, куда 6ез передышки, не затихая, бьют пушки, хоть бы искорка промелькнула от разрывов бомб, которые, как и каждый вечер, падают на шоссе Мэн, на Монпарнас и Вожирар. Ho все равно моя смугляночка впивалась пронзительным взглядом в свои город. Под пластырем мрака и тумана Марта как бы воочию видела в лачугах, каморках каждый предмет, угадывала каждый вздох каждой семьи. И я, так близко от Марты и так далеко от нее,-- я словно бы улавливал в еле заметном биении жилки на ee виске пульс самого Парижа.

-- Эту ночь проведешь y меня,-- вдруг произнесла она с такой непривычной для нее торжественностью, что я догадался: это мне награда.

Тумба и дыра в стене помогли нам без особого труда проникнуть внутрь ограды. Мы оказались на кладбище, только я не сразу это сообразил. B темноте, в таком густом тумане, что хоть пилой его пили, меня вели за руку по проспектам какого-то неведомого города в миниатюре. Впервые я попал на кладбище Пэр-Лашез. Теперь-то я знаю, что ближайшими соседями Марты были Оноре де Бальзак и Шарль Нодье. Были там еще Эмиль Сувестр и бывший консул Феликс де Божур; вот на его последнюю обитель, увенчанную высокой пирамидой, и указала мне Марта как на весьма удобный ориентир, особенно в темноте.

"Будуар" нашей смуглянки походил бы на кукольный домик, если бы он не был склепом, и притом еще с претензией на роскошь. Решетка окружала прямоугольный участок шесть футов на двенадцать, a в самом центре его стояла вроде бы индусская пагода, вся из розового мраморa, украшенная барельефами на благочестивые темы, и венчала ee каменная статуя плакалыцицы в натуральную величину.

Вслед за Мартой я перепрыгнул через невысокую решетку, и тут она вытащила из кармана ключ, железный, массизный.

-- Эй, погоди-ка, a кто... кто здесь похоронен?

-- Трусишь?

Марта зажгла потайной фонарь.

-- Любуйся, мужичок, пока еще никто.

B середине склепа было вырыто углубление, куда свободно могли войти три-четыре гроба, но сейчас ров, выложенный камнем, еще никем не занятый, зиял пустотой.

-- Ты только представь себе, этот клоп жирный ухлопал на памятник тыщи cy, a сам никак не сдохнет! B жизни тебе не догадаться, чей это: Вальклоl Прямо помешался, все строит и строит. Это-то строили втихомолку. Никто о нем не знает, одна лишь я.

-- Тебе Валькло ключ дал?

-- Держи карман шире! Пружинный Чуб сделал, только уж, конечно, не знал дла чего!

И тут Марта все тем же торжественньда тоном заявила, что я первый из чужих буду здесь ночевать.

-- И ни разу тебя здесь не застали?

-- Еще чего! Риска никакого нет, разве что в День всех святых. Ax, да... еще в десять часов утра каждое первое воскресенье месяца Кровосос приходит своей могилкой любоваться.

Ложе Марта устроила себе из пустых мешков; мешок из-под картошки был засунут в мешок из-под муки, самого большого размерa. A между ними она напихала еще конского волоса. (Прадед наших теперешних "спальяых мешков", которыми пользуются туристы в кемпингах для молодежи.)

-- Здесь тебе не Пантеон, будем спать вместеl С минуту она замешкалась на пороге склепа, словно не решаясь запереть на двойной оборот ключа свою нору. Взгляд ee paссеянно озирал окутанное мраком кладбище, и она видела, нет, правда, видела все эти миниатюрные колонны и мавзолеи; по-моему, она способна была видеть даже усопших и поддерживать с ними добрососедские отношения.

-- Мне-то повсюду в Париже жилье есть, только я предпочитаю Пэр-Лашез...

На западе и на севере по-прежнему грохотали пушки, бомбы все еще падали на левый берег, но Пэр-Лашез

охранял замок Марты глубокими рвами, ямами, наполненными до краев тишиной и мраком.

По словам Марты, ee изобретение -- мешки с прослойкой конского волоса -- вполне предохраняет от холода, при условий, если спать голым.

Возможно, все отсюда и пошло...