Читаем Пушка 'Братство' полностью

По дороге нам попадается тюремныи фургон, может, в нем наши друзья. Мы останавливаем его, осматриваем. Там одно жулье... Пускай себе катит дальше! Капитан Монтель расставляет своих людей на перекрестках, чтобы они могли следить за Лионской улицей и бульваром Мазас. Так ряд за рядом, сея на своем пути мрак, мы собираемся перед тюрьмой. Эх, пушечку бы нам, впрочем, на худой конец сгодится и поливальная бочка, брошенная без присмотра. Мы волочим ee с оглушительным грохотом.

-- П-e-e-ep-вая б-a-a-a-та-a-рея, слушай мою команду!-- орет старикан Патор, тем временем барабанщики выбивают дробь, a капитан Сеген выстраивает нас вдоль тюремных стен.

-- Рота, налево -- марш... рота, направо -- марш... Гифес кричит:

-- Высаживай ворота!

Ломами и клещами, позаимствованными на соседней стройке, наши уже разворачивают каменный порог. Тем временем один из наших офицеров, лейтенант Бержере, велит вызвать начальника караула.

-- Воспользуемся моментом! -- задыхаясь, шепчет Марта; впрочем, эта мысль многим из нас приходит в голову.

Град ударов обрушивается на створку полуоткрытых ворот, напрасно часовые стараются ee закрыть -- приклады делают свое дело. Мы продвигаемся, отвоевываем несколько сантиметров. Как ни узка щель, Марта и Нищебрат проскальзывают внутрь. Глухие удары, два-три перекушенных стона, и дверь распахивается во всю ширь. Эфесом шпаги Жиро оглушает какого-то спесивого наглеца, пытающегося преградить нам путь.

-- Флуранс? Где Флуранс?

Надзиратель coсредоточенно листает списки заключенных, отыскивая номер камеры, будто он его наизусть не знает! Так бы и искал до бесконечности, если бы вдруг к нему не вернулась память, правда вместе с громким оханьем. Чудо сие совершил Нищебрат, кольнув надзирателя штыком в заднюю часть.

Мы растекаемся по коридорам тюрьмы, и эхо мноясит крики, перекатывающиеся под сводами,

-- Откройте же, черт побери!

-- Хвати его по заднице прикладом.

-- Ткни ему в морду револьвер!

Жиро обнимает полуодетого Эмберa *, которого он извлек из камеры в нижнем этаже 6-го отделения. Бежим, отталкиваем перепуганных стражников, даже не чувствуя того холода тюрьмы Мазас, о которой мне рассказывала Марта.

Имена узников переходят из уст в уста: Анри Бауэр, врачи Пилло и Дюпас...

Капитан Монтель спохватывается -- мы забыли о Лео Мелье *. Бросаемся на поиски. Пришлось его разбудить.

-- A где Флуранс? Куда он девался?

Один из граждан отказывается покидать свою камеру, так мы и не поняли почему,-- это был доктор Напиа-Пике... Ho сейчас некогда вступать в дискуссии. A тем временем надзиратели опомнились и выстроились полукругом возле входных дверей. Наши, Гийом, Дюмон-типографщик, еще один Дюмон и другие, воспользовались этим.

-- Гюстав? Он уже на воле.

Перед аркой на острие штыков играют блуждающив огоньки факелов. Кто-то подводит Флурансу белого жеребца, a тот пофыркивает, возбужденный криками и светом факелов. Положив ладонь на переднюю луку седла, с обнаженной головой, без кровинки в лице, наш вождь вступает в краткий спор с Эмбером и Жиро, которые хотят сразу же идти к Ратуше, другие предлагают начать штурм тюрьмы Консьержери, чтобы освободить Тибальди, Лефрансэ, Вермореля и Жаклара*.

-- Легче легкого повторить ту же операцию,-- спешит выложить свои доводы Альфонс Эмбер.-- Снимаем часовых, берем в свои руки власть. На заре Париж узнает, что хозяева города -- мы. И он, Париж, нас, конечно, не прогонит...

-- Идем подьшать Бельвиль,-- отрезает Флуранс.

-- Мы таким образом уходим от сражения и решителъных действий,-протестует ЗКиро, a ведь он тоже из нашего предместья.

Флуранс вскакивает в седло, пришпоривает коня и кричит:

-- Кто меня любит, за мной!

Чистокровный жеребец легко перескакивает ограду, бледный причудливый призрак. Все дружно устремляются за белоснежным конским хвостом, развевающимся как султан.

Из тюрьмы мы отправились к мэрии XX округа, где я и пишу, располqжившись за столом секретаря.

Мы без труда заняли здание муниципалитета на ГранРю. Надо сказать, что во время перехода от тюрьмы Мазас к церкви Иоанна Крестителя, особенно коrда мы шли через Сент-Антуанское предместье, Ла-Рокетт и Менильмонтан, ряды идущих за белым жеребцом более чем удвоились. Очутившись в мэрии, Флуранс первым делом позаботился о своих освободителях, многие из них пришли с передовых постов и ничего не ели с самого утра. Он вынул из кошелька двадцать франков и послал братьев Родюк купить хлеба в ближайшей булочной. Ho было уже поздно, и, конечно, никакого хлеба они не достали. Тогда Флуранс, подписав бумагу о реквизиции, выдал каждому бойцу по маленькому кусочку хлеба и по стакану вина, велев взять их из запасов мэрии,-- примерно около сотни пайков. Шиньон и кое-кто из стрелков перебежали улицу и ударили в набат.

С субботы шли непрерывные споры, но самый горячий произошел между Флурансом и капитаном Монтелем, которого поддержал его друг доктор Cepe.

-- Как? Ты намерен оставаться здесь? И ничего не собираешься предпринимать? -- наседал Монтель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука