Пушкарь Собинка

Поднял голову. Всадник в блестящих доспехах ещё ближе. Метит новой стрелой.

Оборвалось всё внутри у Собинки.

«Теперь конец», — подумал со страхом.

Распластался на песчаном берегу, словно лягушка. Только, не в пример ей, не может никуда прыгнуть. Для того прежде надо встать на ноги. А времени-сроку, даже самого малого, нету. Втянул голову в плечи. Сжался комочком. Крепко зажмурил глаза. Ждал: сейчас ударит, вонзится ордынская стрела, и закричит он от боли, встречая свой смертный час в бою на Угре-реке. Повалится на сырой песок, как Глебка.

А вышло по-другому.

Дрогнула земля. Раскололось небо. Покатился грохот вдоль берега.

Открыл глаза в изумлении Собинка. Понять не может: помер он, и всё видится ему на том свете. Или жив ещё? И всё на этом происходит?

Уразумел — живой, понятно. И спасением обязан Никифору, который в самую пору выстрелил из своей пушки.

И тотчас же — у-ух! — изрыгнула огонь и железо вторая пушка, что стояла по соседству, справа от Вепря.

И снова: у-ух! — словно только и ждала своей очереди, тяжело выговорила третья, от Вепря слева.

И пошло!

Грохотали пушки, выбрасывая свои смертоносные заряды: ядра железные или каменные и дробовое железо.

Бабах! Бабах! — вторили им пищали, орудия вроде пушек, только жерлами поменьше.

Бах! Бах! Бах! — старались не отставать ручницы, малое огненное оружие, из коего стреляли одиночные пешие али конные ратники.

Едким чёрным дымом заволокло вокруг. Но чуть разогнал-развеял его ветер, стало видно: ордынская конница, которая только что рвалась к русскому берегу, повернула вспять. Дико ржали обезумевшие от страха лошади. Сшибались, топтали друг друга. Летели в воду ханские воины.

А Никифор приказал громко:

— Заряжай ещё, ребята! Дремать опосля будем! Не время сейчас!

Это, вестимо, шутил старый пушкарь. Веселил своих помощников и Собинку. Храбрость их поддерживал.

И опять всё сначала. Заряд пороховой, споро поданный Гришкой и Порфишкой. За ним промасленный пыж-перегородка. Следом — дробовое железо и ещё один лёгкий пыж.

— Отходи!

Запалил Никифор фитиль пушки Вепря. И через некоторое время — у-ух! — новый выстрел, подобный земному грому.

Сколько длился огненный бой, затруднился бы сказать Собинка. Пролетел, кажись, единым мигом. Собинка в нём тоже потрудился. Таскал воду из реки для охлаждения горячего от стрельбы Вепря.

Тот огненный бой, коего никак не ждали в Орде, и решил исход первого сражения.

Отстояли русские пушкари, пищальники и иные огненные стрельцы, вместе с лучниками, броды на реке Угре. Не пустили на свой берег хищное воинство.

Воспрянули духом в русских полках.

— Истинно, не так страшен чёрт, как его малюют! — говорили молодые воины.

На что старые отвечали:

— Цыплят считают осенью…

Однако повеселели и они. Сказывают же: лиха беда начало!

Никифор добродушно подшучивал над Собинкой:

— Небось божий свет с овчинку показался под ордынской стрелой, а?

— Иначе с чего б ему целовать землицу-матушку? Эва, как проворно распластался. Аж упредил быстрого на руку конника! — подхватил Гришка.

Никифор осудил Гришкины слова:

— Тут, милок, зря скалишь зубы. Нашёлся он — не струсил, не растерялся. А это на войне важнее иной раз прочего.

— Всё одно, — отозвался благодарно Собинка. — Кабы не ты, кормил бы я сейчас раков в речке.

— Тоже верно, — усмехнулся Никифор. И похвалил: — Хоть и нерасчётливо, а метко пустил стрелу. Только теперь крепко помни: стрелой воина в железных латах или кольчуге одолеть мудрено.

— Огненным боем надо?

— И со сноровкой к тому же.

Более в тот день враги не пытались перейти реку. Расположились на правом берегу. До самых сумерек сильно тревожили своими тяжёлыми стрелами русские полки. И временами слышались вскрик отчаянный или стон. Означало то, что достигла какого-то бедолагу татарская стрела.

Русские лучники не оставались в долгу. Меткостью спорили с ордынскими. А мастера огненного боя вовсе сеяли среди них панику. Непривычны были их степные кони к огню и грохоту.

Так ничем и закончился для воинства хана Ахмата первый день на Угре. А правильнее бы сказать — кончился поражением. Потому что не добился своей цели Ахмат. Не сумел одолеть русские полки и перейти Угру-реку.

Собинка ночь, как большинство русских воинов, от усталости и волнения проспал непробудным сном.

Пушку и боевые припасы караулили старшие: Гришка с Порфишкой, а более — сам Никифор.

От хитрого противника можно было ожидать всякого. И ночной вылазки-наступления тоже.

Однако обошлось без неё. Совещались ордынские предводители во главе с самим ханом Большой Орды Ахматом. Думали-гадали: как воевать русских с их крепкой обороной и нежданным грозным огненным боем?

Глава девятая Иного пути нет

Медленно занимался осенний рассвет.

Тучами затянуло небо.

От вчерашнего солнышка нет и следа. Дождик принялся моросить.

Вылез Собинка из-под телеги, где провёл ночь. Поёжился.

— Бррр… Зябко…

Гришка презрительно фыркнул:

— Вояка! С тараканами тебе сражаться на печи!