Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Проблема заключалась в том, что многие овдовевшие священники нарушали условия пребывания «в миру». Скептики, подобные Иосифу Волоколамскому, предупреждали, что множество овдовевших священнослужителей оказывались не в состоянии соответствовать высоким стандартам надлежащего поведения. Царь Иван IV лично поднял данный вопрос на Стоглавом соборе. «Многие из вдовых священников и дьяконов сбились с пути истинного, позабывши страх Господень, — сетовал он. — Недобрыми делами занимаются: после жен своих [покойных] наложниц держат и святые таинства совершают, которые совершать недостойны». Чтобы упростить проблему, некоторые из овдовевших священников устраивались в отдаленных местах, выдавали там наложниц за жен и продолжали церковное служение. Собор постановил, что вдовых священников и дьяконов, упорствующих во грехе, следует лишать священнического сана и духовного покровительства¹²⁷.

Церковнослужители разделились во взглядах и по поводу священнических повторных браков. Согласно преобладавшей точке зрения, от вновь женившихся священнослужителей, если те желали оставаться в миру и не подлежать епитимье, требовался отказ от совершения таинств, и причащаться они должны были как миряне¹²⁸. В некоторых уставах специально оговаривалось отсутствие необходимости в наложении епитимьи; хотя за повторный брак обычно накладывалась епитимья продолжительностью от двух до четырех лет, лишение сана уже само по себе считалось достаточной санкцией. Прочие составители уставов предусматривали трехлетнюю епитимью за любой повторный брак¹²⁹. Столь снисходительное отношение к повторному браку исключалось, если новая жена оказывалась неподходящей — например, прежде была монахиней¹³⁰. А если священник попытался бы обойти запрет на повторный брак путем взятия наложницы, то подобный проступок признавался, согласно нормам церковного права, гораздо более худшим, нежели вступление во второе супружество, и не только подлежал осуждению, но и мог привести к анафематствованию тех, кто упорно пребывал в такого рода отношениях¹³¹.

Какое-то время на Руси преобладал еще более снисходительный подход. В начале шестнадцатого века митрополит Симон зашел до такой степени далеко, что позволил дважды женатым священникам осуществлять все священнические функции, однако эта норма широкого распространения не получила. Согласно другой, современной этой, но тоже либеральной точке зрения, священники, вступившие в повторный брак, имели право продолжать осуществлять любое церковное служение, кроме литургического¹³². Но, в конце концов, и русские подчинились традиции. Стоглавый собор и Московский собор 1667 года восстановили ранее существовавшие каноны и постановили, чтобы священники и дьяконы, взявшие себе вторых жен, лишались сана. Однако церковные иерархи относились не без сочувствия к молодым вдовцам и санкционировали материальную поддержку их Церковью, а также перевод в пономари или регенты в случае повторного брака. Те же, кто предпочитал делать карьеру на государственной службе (где всегда была нужда в грамотных людях), были вольны поступать туда при условии, что ими не избиралось военное поприще¹³³.

Хотя возобладала умеренная точка зрения, позволявшая церковнослужителям вступать во второй брак, пусть даже с потерей сана, существовало и мощное течение противоположного характера. С точки зрения ряда иерархов, повторный брак овдовевшего священника представлял собой измену Церкви и Господу. В сербском апокрифе шестнадцатого века Иисус будто бы отождествляет вступивших в повторный брак священников с «душегубами» и приговаривает их к вечным мукам¹³⁴. Согласно одному из русских уставов четырнадцатого века, священник, вступивший во второй брак, лишался сана и на него налагалась тридцатисемилетняя епитимья¹³⁵.

Русский митрополит Фотий был особо громогласен в осуждении повторных браков священников. Свою точку зрения он обосновывал ссылками на учение Нового Завета, где муж и жена объявлялись «плотью единой». Священнослужитель, вступивший в повторный брак, писал он, «отдает земле половину своего мертвого тела» и тем самым оскорбляет свое призвание к Божественному служению¹³⁶, ибо когда Господь призывает к себе жену священника, то «половина их общей плоти становится мертвой», и это понуждает овдовевшего священнослужителя идти в монастырь и молиться ради отпущения грехов. Если духовный отец сочтет это приемлемым, то бывший «белый» священнослужитель будет продолжать служение в монастыре уже как «черный». Фотий знал, что его распоряжения по данным вопросам не найдут поддержки, поскольку большинство священников и дьяконов и после смерти жены продолжали служение в своих приходах¹³⁷.