Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

В «Повести о Карпе Сутулове» купец Карп уезжает по торговым делам в Литву, оставив дома в одиночестве свою красивую молодую жену Татьяну. Он наставляет своего друга Афанасия Бердова снабдить Татьяну ста рублями, когда эти деньги ей понадобятся. Через три года Татьяна просит Афанасия дать ей деньги, тот же соглашается передать оговоренную сумму при условии, если она согласится переспать с ним. Татьяна смущена тем, что такое требование предъявляет человек, пользующийся доверием мужа, и спрашивает совета у своего исповедника. Двуличный священник предлагает молодой женщине двести рублей, если та переспит именно с ним. Еще более потрясенная поворотом событий, Татьяна обращается к архиепископу. Тот уговаривает ее забыть о предложениях купца и священника и лечь в постель именно с ним, за что обещает триста рублей. Тут смущение у Татьяны проходит, и она поочередно приглашает к себе всех троих, жаждущих удовлетворить свою похоть, на одну и ту же ночь. Но когда приходит каждый из жаждущих переспать с Татьяной, та вначале забирает деньги, а затем, когда на подходе оказывается следующий, поспешно прячет уже пришедшего в сундук. Затем она призывает воеводу, и тот убеждается в правоте ее обвинений, когда видит в открытом ею сундуке всех троих почтенных горожан в неодетом виде; причем архиепископ, к вящему стыду, вместо облачения напялил на себя Т атьянину сорочку¹⁷⁰.

Выводов из повести множество. Жена вознаграждена за свою мудрость и верность; она забирает рубли, принесенные троими мужчинами, домогавшимися ее тела, и получает долю штрафа за дурное поведение, который воевода налагает на согрешивших. Как выясняется, одной лишь добродетели мало. Не случайно двое из правонарушителей — церковнослужители; автор позволяет себе ряд вольных шуточек на их счет. К примеру, когда Татьяна высказывает озабоченность по поводу вечной кары за прелюбодейство, архиепископ, ничтоже сумняшеся, обещает ей полное отпущение грехов. Затем она задает вопрос своему исповеднику: «Скажите, батюшка, вы судья праведный? Есть ли у вас власть выбрать: послать ли меня на вечные муки или в рай?» Таким способом автор подчеркивает законность церковного учения по поводу сексуальной морали, одновременно критикуя конкретных священнослужителей за их прегрешения. Более того, моральный стандарт в повести поддерживают не церковные, а скорее светские власти, что отражает растущую роль государства в деле регулирования поведения отдельной личности в Московии семнадцатого века.

«Проскурницы»

Женщины, которые выпекали хлебцы для причастия, составляли особый разряд клира. Проскурница должна была быть высоконравственной вдовой, причем для этих женщин любые намеки на ненадлежащее поведение были особенно опасны. Например, проскурница Авдотья, дочь Филиппова, обратилась в 1626 году с прошением к русскому царю Михаилу унять ее соседку Марию, возводившую на нее ложные обвинения в том, что она будто бы торгует спиртным¹⁷¹.

Любое прежнее сексуальное прегрешение делало женщину непригодной для роли проскурницы. Такая женщина должна была выходить замуж только один раз¹⁷². По правде говоря, были возможны и исключения. Один из церковнослужителей постановил, что вдова, чей первый брак не был церковным, может выпекать хлебцы для причастия, если отбыла епитимью за это прегрешение в юные годы¹⁷³. Не исключено, что подобного рода снисходительность была порождена особыми обстоятельствами; запрос исходил от русского епископа в монгольском городе Сарае. Святость труда проскурниц требовала от них, чтобы те соблюдали высочайшие стандарты целомудрия. Им запрещалось печь хлеб во время менструаций. Но если менструирующая женщина дотрагивалась до уже выпеченного хлеба, то его все равно можно было использовать по назначению¹⁷⁴. Согласно одному из уставов, менструирующая проскурница на двадцать дней отстранялась от выпечки хлебцев для причастия¹⁷⁵. Смысл этой нормы фактически заключался в том, что проскурницами должны были быть преимущественно пожилые женщины, у которых уже прекратились месячные. Проскурни-цам также предписывалось не есть мяса, когда ими совершалось духовное служение. Правила для проскурниц были, похоже, заимствованы из первоначальных церковных канонов, относившихся к дьяконицам. Как и те, кто принадлежал к этому исчезнувшему разряду женщин духовного звания, проскурницы были женщинами зрелого возраста, то есть старше сорока лет, причем им было запрещено повторно выходить замуж на том основании, что вдовы, вступившие во второй брак, «повиновались не мудрости духовной, но зову плоти»¹⁷⁶. Если они впадали в блуд, то им запрещалось продолжать свою работу¹⁷⁷. Согласно правилам Иоанна Постника, на любовника проскурницы налагалась максимальная епитимья за прелюбодеяние¹⁷⁸.

Принудительное введение правил в действие