Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Но даже когда монахи и монахини жили в разных обителях, иерархи не переставали сетовать по поводу ненадлежащего общения между ними. Митрополит Иоанн П сокрушался по поводу разгульных пиршеств, устраивавшихся в монастырях: «Что же нам делать, если в монастырях постоянно устраиваются пиры, куда приглашаются вместе мужчины и женщины, а монастыри соперничают друг с другом, кто устроит лучший пир? И усердие их направлено не на служение Господу, а на вещи дьявольские, и влечет их за десницу одна лишь ложь; видя же образец милосердия и покоя душевного, они его рушат... Епископу следует запрещать такое изо всех своих сил и наставлять, что пьянство есть зло, ведущее к потере Царствия Небесного, поскольку пьянство влечет за собой множество других зол: невла-дение собой, нечистоту помыслов, блуд, сквернословие, божбу, не говоря уже о злых делах наподобие этого, а также о болезнях телесных»¹⁹⁹.

В своих тревогах митрополит Иоанн был не одинок. Уроженец Болгарии, русский митрополит Киприан высказывал те же самые соображения и тоже сетовал, что монахи узурпировали функции, присущие только приходским священникам: «Не подобает заниматься в монастыре, не важно, в мужском или женском, делами светскими, а также держать в уме светские вопросы... Если кто-либо ушел из мира, от отца и матери, от братьев и сестер, от жены и детей и от всех мирских забот, а затем в монастыре видит и делает то же, что и в миру, то зачем же было уходить из мира? По этой причине не подобает совершать браки или обручения в монастыре, да и женщинам не подобает приходить туда и искушать братьев. Не подобает настоятелю или монаху совершать обряд венчания; на то есть приходские священники, а не монастырские. То же касается крещения ребенка, то только в случае особой нужды»²⁰⁰.

Преемник Киприана митрополит Фотий пошел еще дальше: он запретил настоятелям и монахам выслушивать исповеди мирских женщин, произносить очистительные молитвы после деторождения и совершать брачные обряды²⁰¹.

Киприан также возражал против владения отдельными монахами какой бы то ни было собственностью, причем вовсе не потому, что теоретически монах будто бы должен быть нищ, а потому, что управление земельными угодьями вынуждает монахов вступать в контакт с мирянами. Особенно беспокоило его то, что к монахам смогут приходить женщины²⁰². Но ни Киприан, ни его преемники были не в состоянии ликвидировать такого рода ситуации. Почти три столетия спустя митрополит Новгородский Евфимий отмечал ту же проблему: к монахам в кельи приходили посетители любого пола и возраста и часто по приглашению хозяев оставались на ночь. Такого рода действия, увещевал митрополит, были «весьма непристойны и противны порядку», поскольку вели к «похотливым желаниям». Митрополит распорядился, чтобы женщины вообще не допускались в личные монашеские кельи «не только на ночь, но и в любое время». Женщин, включая близких родственников, можно было принимать только в помещениях для гостей. Ответственными за соблюдение этого правила митрополит назначил «черных» священников, угрожая им в случае допущения нарушений суровейшими наказаниями вплоть до лишения сана²⁰³. Московский собор 1667 года пошел еще дальше, распорядившись об отлучении от Церкви как мирских, так и духовных нарушителей²⁰⁴.

Женские монастыри

Внешне жизнь монахинь-женщин протекала так же, как и жизнь монахов-мужчин. Монахини принимали те же обеты, что и их коллеги-мужчины. Их уход от мира сопровождался одними и теми же службами, только вместо мужских святых при богослужении во всех возможных случаях упоминались женские²⁰⁵. Православные церковнослужители благосклонно относились к женщинам, принявшим монашеский обет. Женщина, отказавшаяся от мирских радостей и почестей, становилась «невестой Христовой» и весьма за то почиталась, особенно если в этот момент она была еще девственницей. С практической точки зрения уход в монастырь означал для женщин отказ от замужества и семейной жизни. Монастырская жизнь, само собой разумеется, имела собственные ограничения, зато она обещала женщине покровительство со стороны Церкви и высокий социальный статус. Поскольку монастырская жизнь обладала для женщин огромной привлекательностью, церковнослужители были озабочены тем, что девочки могут поспешно принимать обеты безбрачия, еще не осознавая, смогут ли они эти обеты соблюсти. И потому рекомендовалось не принимать таких обетов у девушек до тех пор, пока они не достигнут сознательного возраста самостоятельных решений, то есть — как то определялось правилами — шестнадцати — семнадцати лет²⁰⁶.