Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России

Повесть третиа. О некоем госте и о птице, глаголемой сороке, и о блядивой жене его. Бысть некий гость, имея у себе жену велми красну, бе же у него птица, сорока глаголемая, и говоряше всяким языком и сказываше гостю всю истину, что без него ни творитася или что от кого слышит, то все гостю, своему господину, сказываше явно. Он же велми любляше ю, жена же его при нем велми млада, аки государыня наша цесарева пред тобою. Бысть же во едину от нощей спаше той гость с своею женою и не возможе ея утешити, и возжделе-ния ея похотного исполнит, староста своея деля. И того ради жена его, возненавиде его и начат им гордета, и приучи к себе, греховнаго ради падения, некоего юношу лепа зело. Юноша же той в крепости суще и возможе скверное желание ея исполнит, и любодейства возжделение утолита, и пламень ярости несыть-ства блуднаго угасита, и нача с ним чюжеложествовата и несытною любовию любита его. Егда же мужу ея отходящу где на купли, она же в то время с чюжеложником своим пребываше и скверное свое хотение совершаше, сорока же, видев сия, вся господину своему извещаше. Гость же, слышав сия от сороки, жену свою велми бивше.

Рече убо жена мужу своему: «Ты убо веришь проклятой сороке, покаместь у нас сорока будет, ино межю нами всегда мятеж будеть». Гость же рече ей: «Никако, сорока не молчит николи, что видит или что слышит, то мне и скажет, и аз ей болши тебе верю».

Некогда же поеде гость той на куплю, и, достигши первой нощи, прииде к жене его рачитель ея и ляже с нею. Услыша же то сорока и нача глаголата: «О госпоже моя, что твориши, государя моего и своего что не боишися и чюжеложствуеши?» И глаголаше: «О злый человече, почто твориши зло государю моему, любодейство твориши зле з госпожею моею, а с его женою, аще тя и во образ нощию не вижду, темности ради, ино глас твой слышу, все то исповедаю ему».

Рече же юноша той жене: «Слыши, что проклятая сия сорока всем людем нас огласит». Она же рече: «Аз убо отмщение сороке учиню сея же нощи». И востав в петлоглашение от постели рачителя своего, и возва девку, и повеле дробины метати поверх клетки, идеже сидяше сорока, и пусти же гром на ту сороку, и лияше воду, и шибая дробинами и песком, и малым камением.

Сорока же молодушьствоваше и чая, что вправду гром бысть. Егда же мимо иде нощь, прииде к ней госпожа ея, и повеле подмести под нею и рече ей: «О милая сорока, дождем убо и громом тебя забило!» Сия же ей глаголющи, ажно прииде гость, муж ея, и нача сороки спрашивати, да скажет ему, что сотвори без него жена его.

Сорока же рече ему: «О милый государю, повем* ти все то, что слышах. Жена убо твоя без тебя чюжеложствова нощию, мне же в то время не лучилося видети во образ любовника ея за темностию нощи, глас же его слышах и поношах ему ярыми словесы, дабы он убоялся и устрашился, да и жене твоей, а своей госпоже, много претих тобою, она же о сем мя не послуша, и спа с чюжеложником тем. А надо мною, государю мой, бысть беда велия, ночесь есми от грому и от дождя мало не умрох». Слышав же то гостина жена, рече мужу своему: «Государю мой, почто веришь проклятой сороке? То промеж нами ложь, а не истина, ненависть творит словесы своими лживыми и срамоту мне приносит пред всеми людми и тебе великое безчестие творит. Аще хощеши изведати тое сороку прямо, воспроси сосед: был ли ночесь гром и молния и дождь? Аще буде она тебе правду сказала, и аз готова напрасною смертию умрети». Слышав же то гость от уст жены своея, нача о том спрашивать у всех сосед своих о сем: и в такову проходящую нощь был ли гром и молния и дождь? Соседи же сказаша, что в ту нощь проходящую была тишина велиа. Жена же гостя того плаката нача и рыдати неутешно и рече мужу своему: «Ужли ты изведал правду сороки своея и разумевши ли ложь ея, аз убо по ея ложному оглашению обезчещена». Гость же, повери ей, ложным ея глаголом, и взем сороку из клетки, и оторва ей голову. Жена же улучи желание мужа своего, нача любезно целовати его, и воз-веселися велми и рече: «О милый государю мой, доброе дело сотворил еси, еже сороку уби, отселе жити начнем в покое».

Гость же той последи поиде ко клетке, идеже сидела сорока, и обхождаше близ клетки семо и овамо, и обрете наверху клетки дробины и песок, и воду, и огарки, и дивися о сем, и уразуме лесть жены своея, что же на его на сороку лила воду и дробины, и камение метала, и песок сыпала, и нача тужити и плаката неутешно: «О беда ми, что сотворих! А сего не познах и убих верную свою сороку для слова жены своея!» И прода все имение свое и раздаде нищим, сам же бысть монах, и отъиде во Святую гору, и подвизався добре, тамо и скончася.

Сия же рек мудрец, возгласи: «Разумевши ли государю цесарю, еже та поведах?»

Цесарь же рече: «Добре уразумех, да не умрет сын мой».

Цесарева же слышавши, что еще сын цесарев не умре, и плакася велми. И сказаша о сем цесарю. Он же прииде к ней и нача ея утешата. Цесарева же рече ему: «Жена есми твоя, ты же мя отдал сыну своему на блуд, лестию хотел еси мне оборонь учинити, ныне же слышу, что еще сын твой жив есть».