Пушкин и Грибоедов

С не меньшей уверенностью можно утверждать, что задача конкретизировать исторический фон при изображении героя встала, когда поэт оканчивал роман. Пушкин поступил решительно: он не стал оглядываться на в общем-то непримечательное в этом плане прошлое героя. Но подчеркнем: пушкинский герой – только временный баловень светских увеселений, отступник света, сделавший себя сам. После трагедии 14 декабря и обнаружения предшествовавшего заговора, завершая роман, дорисовывая героя, Пушкин дает возможность ответить на вопрос, кто же теперь Онегин как тип русской жизни.

Возникает вопрос: можно ли вообще смотреть на героя романа сквозь призму декабризма? Тут нет противопоказаний. Это и декларировалось: «…Главный герой – словно бы наперекор усилиям автора – предстает в романе как личность незаурядная и крупномасштабная, как человек декабристского круга, а сам роман – как произведение острозлободневное, политически окрашенное»194. Духовная близость Онегина к декабристам – это и не гипотеза вовсе, а реальность. Онегина никуда не нужно двигать (на пределе – задним числом – зачислять его в декабристы): он реально принадлежит к околодекабристской молодежи. Просто надо видеть, что общественное движение эпохи, завершившейся 14 декабря, было широким: оно включало отнюдь не только исчисляемых сотнями непосредственных активистов тайных обществ. Онегин – фигура не слишком крупная, это тип массовидный, и тем не менее это личность незаурядная. Куда он качнется, что с ним станется – все это вопросы большой важности: это показатель общественного тонуса.

Чтобы стать декабристом, нужно было иметь многое, а по крайней мере – определенные политические убеждения, деятельную силу характера, осознанность цели. Имелось ли все это в Онегине?

На первый из этих вопросов ответим утвердительно. Налицо близость Онегина к либеральным политическим идеям своего времени (иначе он не был бы приятелем Пушкину и Каверину). Было бы слишком опрометчиво смотреть на Онегина как на определившегося декабриста по убеждениям, но вместе с тем в герое нет ничего, что в идейном отношении непримиримо разделяло бы его и декабристов; потенциально он мог сблизиться с ними.

И не только в убеждениях дело. В своих владениях «ярем он барщины старинной / Оброком легким заменил». За это среди соседей прослыл «опаснейшим чудаком». Такую репутацию нужно оценить по достоинству.

Откровенный скептицизм героя не служит препятствием, чтобы считать Онегина оппозиционером. Оппозиционность и Ленского, и Онегина в предисловии к нелегальному сборнику «Русская потаенная литература» отметил Н. П. Огарев: «…Чувствуется, что эти люди прежде всего – не друзья правительства и представляют – один вдохновенно, другой скептически – протест против существующего правительственного порядка вещей»195. Герцен назвал декабристом только Чацкого – по сложившимся обстоятельствам: вначале декабристы действовали тайно, а потом сама тема попала под строжайший запрет. Точнее ситуацию оценил Огарев. Его позицию так определяет исследователь: «Образ действий Чацкого он связывает не с тактическими установками тех или иных декабристских организаций, а с “энтузиастическим” мироощущением большинства лучших русских людей всего того этапа жизни, когда назревало первое революционное выступление против самодержавия»196. То же можно сказать и о пушкинском герое.

Сложнее ответить на второй вопрос. Очень уж он русский барин, Онегин. «…Труд упорный / Ему был тошен…» Он может зевать целый день, испытывая от этого некоторые неудобства, но не испытывая страданий. Есть у него и такая психологическая особенность: «необузданные страсти» сжигают его изнутри, внешне Онегин малоактивен. От апатичного и вялого Онегина трудно ждать решительных действий.

И все-таки дальнейшая судьба Онегина представляется не безусловной, а именно обусловленной. От выбора промежуточных точек, которых достигнуть легче, зависит тот или иной конечный результат. Путь обновления характера тем более не заказан Онегину, поскольку мы порою и на страницах романа видим героя весьма жизнедеятельным. Даже в светской жизни он бывал стремителен, хотя эта стремительность и автоматизирована: «К Talon помчался», «Онегин полетел к театру», сравнительно медленно «домой одеться едет он», зато на бал снова скачет «стремглав в ямской карете». «Швейцара мимо он стрелой / Взлетел по мраморным ступеням…» Наконец, вяло, полусонный, «в постелю с бала едет он».

Как оживает, наполняется энергией поведение Онегина, когда он обретает цель! Каким разным показан Онегин в пределах одной строфы:

Онегин вновь часы считает,

Вновь не дождется дню конца.

Но десять бьет; он выезжает,

Он полетел, он у крыльца,

Он с трепетом к княгине входит;

Татьяну он одну находит,

И вместе несколько минут

Они сидят. Слова нейдут

Из уст Онегина. Угрюмый,

Неловкий, он едва, едва

Ей отвечает. Голова

Его полна упрямой думой.