Пушкин и Грибоедов

Не лишено интереса, что поэтический строй первой главы несколько отличается от стиля последующего повествования. Поэтическая речь здесь более аскетична, из поэтических украшений на первом месте прием, не чуждый метафоре и сравнению, но тем не менее автономный, – перифраз.

Выделенный образ вначале появляется не в собственно поэтическом, т. е. переносном, а в прямом значении: «Я помню море пред грозою…» Вскоре образ повторяется в том же содержании; другим становится лишь контекст, воспоминание сменяется мечтою: «Под ризой бурь, с волнами споря, / По вольному распутью моря / Когда ж начну я вольный бег?» В финале первой главы образ получает метафорическое значение: «И скоро, скоро бури след / В душе моей совсем утихнет…»

В первой главе отмеченный образ встречается только в авторских рассуждениях и характеризует преимущественно ход авторских переживаний, но однажды отнесен и к герою, который здесь назван «отступник бурных наслаждений». Сочетание носит оксюморонный характер; для «наслаждений» более естествен «мирный» эпитет, как в обобщенном авторском рассуждении, открывающем вторую главу (в деревне, где скучал герой, «друг невинных наслаждений / Благословить бы небо мог»). Кстати, в ином сочетании «наш» эпитет встречается в четвертой главе, где дается краткое резюме онегинской предыстории: «Был жертвой бурных заблуждений…»

Сквозной образ быстро расширяет свой диапазон. Он проникает в беседу поэта с читателем:

Зато любовь красавиц нежных

Надежней дружбы и родства:

Над нею и средь бурь мятежных

Вы сохраняете права.

Следом образ переходит в средство изображения переживаний героини:

Здоровье, жизни цвет и сладость,

Улыбка, девственный покой,

Пропало всё, что звук пустой,

И меркнет милой Тани младость:

Так одевает бури тень

Едва рождающийся день.

В роман входит весьма изысканное сравнение, когда зримое явление поясняется с помощью отвлеченной метафоры:

Однообразный и безумный,

Как вихорь жизни молодой,

Кружится вальса вихорь шумный…

Шестая глава обрамлена кольцом, где метафора контрастно характеризует образ человеческой жизни. Персонаж, Зарецкий, блаженствует, «Под сень черемух и акаций / От бурь укрывшись наконец…» Автор благодарен юности за противоположное: «Благодарю за наслажденья, / За грусть, за милые мученья, / За шум, за бури, за пиры…» Однако связь между этими обращениями к одному образу не просто контрастная, она много сложнее. Поэт сам в первой главе выражал надежду, что «бури след» утихнет в его душе. Персонаж типа Зарецкого мог не ставить подобной осознанной цели, зато стихийно мог вполне успешно ее достичь; поэт уставал от бурь и мечтал о покое, даже в труде своем находил «забвенье жизни в бурях света», но в конце концов признавал неизбежность и необходимость бурь и был благодарен жизни «за все, за все» ее дары.

Образ бури – в форме параллелизма – входит, в другом значении, и в центральный сюжетный эпизод главы – в изображение трагической смерти Ленского: «Дохнула буря, цвет прекрасный / Увял на утренней заре…»

Добавлю, что метафорический эпитет, производный от сквозного образа, дважды отнесен к Ленскому: в авторской речи (герой-поэт творит «в волненье бурных дум своих…») и в цитируемых «собственных» стихах («Рассвет печальный жизни бурной!..»). Самовосприятие героя, подкрепленное авторской характеристикой, «работает» на героический вариант гипотетической судьбы Ленского.

В драматической финальной восьмой главе образ играет значительную роль. Он раздваивается в своем содержании в пределах одной строфы: плодотворные вешние бури противопоставлены разрушительным бурям осени холодной. В монологе Татьяны встречаем эмоционально негативную параллель к авторскому утверждающему по тону сравнению: Татьяна невысоко ставит свои успехи «в вихре света». Наконец, в самом финале сквозной образ отдан заглавному герою: «В какую бурю ощущений / Теперь он сердцем погружен!»

Один поэтический образ – а сколько в нем разнообразных оттенков, буйства фантазии, то сдержанной, то насыщенной эмоциональности!

Зрелость героев

1

«Горе от ума» опередило исторические события. Задуманная на чужбине, написанная вне контакта с будущими декабристами, комедия о страдающем умнике была закончена в канун знакомства поэта с руководителями Северного общества; никакую правку Грибоедов после этого не вносил.

А декабристы восприняли «Горе от ума» с восторгом! Именно они постарались, чтобы комедия широко разошлась в списках. В Чацком они увидели своего единомышленника. Остережение заглавия не почувствовали.

Но тут возникает необходимость наши анализы двух шедевров разделить. Исторические события могут бросать свой отсвет на все сферы жизни, даже на явления, непосредственно с ними не связанные. Но нужен и взгляд изнутри таких явлений.