Читаем Пушкин и Грибоедов полностью

М. В. Нечкина в капитальной работе «Грибоедов и декабристы» столкнулась с дефицитом материала. Она пошла путем аналогий: Грибоедов дружил с декабристами (правда, после окончания комедии); у его друзей были вот такие воззрения; возможно, и Грибоедов был с ними солидарен. Грибоедов в письме Бестужеву передает Рылееву республиканский привет. Стало быть, и Грибоедов был республиканцем. Но ведь возможно и другое толкование: Грибоедов уважает позицию Рылеева, но нет гарантий, что разделяет ее.

Попробуем опираться только на зафиксированные Грибоедовым воззрения.

Но для разбега – то, с чего и начинались страсти вокруг «Горя от ума»: хочу привести суждение о герое главного зоила комедии, первым обрушившегося на нее, М. А. Дмитриева: Чацкий «есть не что иное, как сумасброд, который находится в обществе людей совсем не глупых, но необразованных и который умничает перед ними, потому что считает себя умнее: следовательно, все смешное – на стороне Чацкого!»102. Хотелось просто привести мнение ретрограда как курьез. Оказалось, в наше время выпады против грибоедовского героя возродились даже более непримиримыми: «Земной – социальный (языческий) – идеал Чацкого требует полного отрицания и полной перестройки враждебного “естественного” мира по вечной схеме: “до основанья и затем…”. И начинать, в отличие от Софьи, он собирается не с себя: он и так “идеален”. Его цель абстрактна и утопична, поскольку рассчитана на абстрактного “общечеловека”. Подобно возгордившемуся демону, он стремится разом разрушить подаренный Богом мир, чтобы поскорее смастерить рукотворный новый»103.

Субъективизм сейчас выставляется как добродетель. Ныне и по нынешней моде – рейтинг главного героя начал стремительно падать: зачем ума искать и целить так высоко? «В том мирке, куда он так неосторожно вторгся, ему суждено быть только шутом и безумцем. <…> Действуя героически (в своих координатах), Чацкий независимо от чьих-либо мстительных планов, смешит, как шут, и пугает, как безумец»104. Такое мнение поддержано: «Чацкий выполняет в пьесе функции “шута”, осмеиваемого насмешника»105.

Любителей потоптаться на «Горе от ума» набирается немало; не будем перебирать все эти выпады. Лучше прислушаемся и приглядимся к самому герою.

Ничуть не пустой оказывается затея разобраться, что же это за человек – Александр Андреич Чацкий!

Только не странен ли наш аспект: зрелость героя? За одни сутки повзрослел? Чацкий как раз привлекает цельностью характера. Только не всё сразу. Герой показан молодым, увлекающимся, обидчивым, покорным чувству одному, ошибающимся там, где не споткнется человек средних дарований. Обстоятельства помогут обнаружить, что он мудрый.

Если Софья – полусирота, то Чацкий, получается, – полный, да еще и ранний сирота, выросший в доме друга отца, Фамусова. Эти сведения скупые, но внятные. Впору зачислять их Фамусову в актив.

К слову, в Чацком и сейчас живы воспоминания ранних детских лет:

Где время то? где возраст тот невинный,

Когда, бывало, в вечер длинный

Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,

Играем и шумим по стульям и столам.

А тут ваш батюшка с мадамой за пикетом;

Мы в темном уголке, и, кажется, что в этом!

Вы помните? вздрогнём, что скрипнет столик, дверь…

Софья не поддерживает эти воспоминания: «Ребячество!»

Гоголь напутствовал: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!»

Получается: не возрастом, но душою Чацкий моложе Софьи!

Чацкий врывается в Москву отнюдь не как борец, его цель камерная, личная: навестить девушку, которую полюбил и чувство к которой за годы отлучки не остыло. А она повзрослела и похорошела. Он ведет себя по отношению к Софье так, как будто не было трех лет разлуки! Он нисколько не сомневается, что девочка к моменту разлуки любила его и сохранила это чувство. А встреча его обескураживает: девушка ему не рада!

Чацкий пускается в иронические воспоминания о былых знакомых. Но это не средство найти хоть какую тему для разговора: это попытка возобновления контакта. Возможно, при новой встрече, фактически при вторичном знакомстве с Софьей, герой действует на основе сложившегося опыта. Если когда-то девочка охотно соглашалась действовать по сценарию старшего, ей это нравилось, то почему сейчас «ни на волос любви»? Это Чацкого обескураживает. Солидарный с героем аргумент выдвигал О. М. Сомов: «…он привык забавлять ее своими колкими замечаниями насчет чудаков, которых они знали прежде… Самая мысль, что это прежде нравилось Софье, должна была уверить его, что и ныне это был верный способ ей нравиться»106. Того же мнения придерживался А. С. Суворин: Чацкий «помнит, как нравились ей его насмешки, как она хохотала с ним. Воскресить перед ней эти воспоминания, понравиться ей ими – вот чего он желал»107.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки