Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова

Но с другой стороны: а что такое этот самый социалистический реализм, будь он неладен? Это и есть дульцинирование мира по Сологубу. Представить бытие преображенным не на картине, не в песне, не в книжке – в действительности, «в реале»? И верить в это воплощение, не замечая постылой реальности. Вот та самая пресловутая лакировка действительности в поздней сталинщине – это и есть реализованный проект Федора Сологуба. Социалистический реализм – это отнюдь не литературный метод, это фантастическое заклятие бытия, восприятие его в образе долженствования. Это магическое внушение, гипнопедия. Это все та же мечта раба, веками сеченного, о хорошей жизни. Вздох угнетенной твари, душа бездушного мира, как писал красноречивый основоположник. Сологуб – на этой линии. Он-то ведь и был рабом, который от розог родной матери вознесся мечтою к земле Ойле. Он создатель советской жизни, ее сумрачный проектировщик.

Сологуб – явление того же масштаба, что Платонов. Но он был раньше – еще в досоветской России увидел ее будущие пути. Больше того: наставил и вывел ее на этот путь.

Гиппиус

И. Т.: Исполнилось 150 лет со дня рождения Зинаиды Гиппиус – одной из характернейших и колоритнейших фигур русского религиозно-культурного ренессанса, Серебряного века. Даже точнее будет сказать: Гиппиус не «одна из», а первая в последующем славном ряду деятелей новой углубленной русской культуры, преодолевшей грех псевдонаучного позитивизма базаровского толка и некритического народничества.

Еще в 1892 году Дмитрий Мережковский выступил с докладом «О причинах упадка и новых течениях русской литературы» – это был этап, рубеж русской культурной революции. Происходило духовное углубление русской культуры – с места и поста духовных учителей были свергнуты прежние кумиры: Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Писарев, были дискредитированы культурный нигилизм и народническое мракобесие. Прозвучали новые слова, раздались новые песни. Запевалами были именно Мережковский и Гиппиус. Конечно, они были не одни, да и, строго говоря, не первыми: уже гремел на философской кафедре Владимир Соловьев, уже выступал строгий эстет Аким Волынский, писал Василий Розанов. Но чета Мережковских обладала одним необходимым качеством новаторов и пролагателей новых путей: они умели привлечь внимание. И этим качеством в полной мере обладал не столько культурнейший Мережковский, сколько как раз она, Зинаида Николаевна Гиппиус.

Б. П.: Именно так, Иван Никитич: Гиппиус обладала способностями и свойствами того, что мы сейчас назвали бы «поп-стар». Первые ее публичные выступления с чтением стихов были не только чтением, но и зрелищем. Она выходила на эстраду в каком-то белом хитоне, снабженном чем-то вроде крыльев, чуть ли не босая. Этакое ангелическое явление: она была очень красива холодной, именно какой-то нездешней потусторонней красотой – и декламировала свои необыкновенные, неслыханные стихи. Вроде того: я хочу того, чего нет на свете. И стихи были необычными, и презентация стихов, и весь, повторяю, ее нездешний облик.

Стихи Зинаиды Гиппиус – лучшее из того, что она писала. А писала она чуть ли не всё, во всех родах словесности выступала: и стихи, и проза, и критика, и драматургия. Критику она публиковала под мужским псевдонимом Антон Крайний.

И. Т.: Был еще псевдоним – Лев Пущин.

Б. П.: Да, кажется, еще и третий, тоже мужской. С этой гендерной идентификацией тоже интересно было. Гиппиус и стихи писала часто (если не всегда) от лица автора-мужчины. А одно стихотворение было написано и так и этак, через строчку – то мужчина, то женщина. В русском языке для таких игр богатые есть возможности – родовые окончания всех частей речи, за исключением разве что наречий и междометий. Вот из этого стихотворения:

Ждал я и жду я зари моей красной,
Неутомимо тебя полюбила я…
Встань же, мой месяц серебряно-красный,
Выйди, двурогая, – Милый мой – Милая…

И. Т.: Тут, Борис Михайлович, вам и карты в руки, с вашей любовью к психоаналитическим сюжетам.

Б. П.: И не говорите. Но тут и без Фрейда поначалу обходилось. Гиппиус, например, замужняя женщина, как всем было известно, выступала на сцене с косой, что считалось тогда признаком именно незамужней девушки, девственницы, если угодно. Действительно, ее брак с Мережковским был, мягко говоря, странноват. Похоже, что он не был, как сейчас говорят в Америке, консьюмирован. Что это был «белый брак». Об этом достаточно прозрачно писала сама Гиппиус в мемуарной (не оконченной) книге о Мережковском (она его пережила на четыре года, он умер в 1941-м, она – в 1945-м в Париже). И еще одна странность имела место в семейном быту Мережковских: с ними вместе жил Дмитрий Философов, тоже достаточно активный критик и публицист того времени. Не удивительно, что жизнь Мережковских служила богатым поводом для всякого рода предположений, да и попросту сплетен.