Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Вынужденное обращение к древним китайцам объясняется отсутствием отечественных корпоративных этических кодексов. В российской культурно-исторической традиции отсутствуют какие-либо труды, посвященные проблемам бизнес-этики. Корпоративная мораль пытается найти компромисс, объединить идеи Мо-Цзы и Конфуция, выработать концепции управления и бизнес-выживания, ориентированные на апологию вероятной гармонии экономической выгоды и честного поступка. Конфликт между моделью этической и прагматической – конфуцианской и моистской, если и наличествует в современном российском бизнесе, то пока только в качестве теоретических исканий. Чаще всего этический тип мотивации входит в противоречие с жесткой иерархией и тщательной регламентацией системы материальных стимулов. Простые вещи морального характера, во многом воспитанные классикой, не в состоянии конкурировать с философией хрустящих банковских упаковок.

При этом спокойствие, которое черпается из тренингов и китайских философских идей, отмечено самым тревожным свойством. Человек, даже если он целиком принадлежит корпорации, не хочет сводить себя к прагматической идее, он не желает принимать участие в хаосе, в котором если что и структурировано, то только прагматическая мотивация. Но альтернативы этому хаосу современная социальная мифология не предлагает.

Отрыв демагогической любви к классической культуре от реальной жизни очевиден, он проистекает хотя бы из того обстоятельства, что музеефицированная классика аккуратно разложена на запылившейся витрине, а действительность погружена в хаос.

Сегодня (к печали или к счастью – оценочные категории, не имеющие отношения к философии действительности) с классикой почти все ясно, она проштудирована и прокомментирована, каждый экспонат сопровожден бирочкой. Найдут скрупулезные историки культуры еще одно неизвестное произведение Пушкина или не найдут – общий глянцево-хрестоматийный портрет поэта ни на йоту не изменится. Пушкин удобен своей статичностью и возможностью его спекулятивного использования на все случаи жизни. Но вот сама жизнь не желает соответствовать пушкинской мысли. Реальность – это когда привычные декорации скрывают бесконечное множество неизвестных. Легче всего к этим неизвестным подобрать эпиграф из классика. Но для объяснения современного мира, структурированного по ролевым моделям, ролевая модель «Пушкин – наше все» тупикова, а вот ролевая модель «успешный менеджер» убедительна.

Где себя искать?!

Иным обстоятельством, затрудняющим проникновение классики в демократические глубины и дали общества, является несовпадение стандартов качества. Почти бесспорный тезис: стандарты качества культуры и искусства во многом определяются потребителем. Пушкинская поэзия при всей ее народности была ориентирована на очень узкий круг людей (достаточно вспомнить элитарные тиражи произведений поэта в XIX веке). Сейчас потребителем искусства является почти каждый человек, который независимо от образования и квалификации может высказать свою точку зрения в Интернете, вступить в обсуждение любой проблемы. Современные писатель, режиссер, исполнитель приспосабливаются к потребителю. Для классики подобный шаг затруднителен.

Потребитель-реципиент ожидает от художника, который в свою очередь является потребителем социальной мифологии, текстов, адекватных некоей конструкции мира, питающей ролевыми образами потребителя-реципиента и так далее. Круг постоянно замыкается. Каждый получает по своим духовным и эстетическим потребностям. Кто-то отыскивает себя в блокбастерах и песнях о любовной печали. Иные любят произведения, по которым ходят медведи в обнимку с заливной севрюгой, а в руинах воспоминаний бурно цветут сорняки стереотипов: «баня, водка, гармонь и лосось». Другие следят за спорами постмодернистов, выясняющих, кто из них больший «калоед». К этим процессам нельзя относиться оценочно. Вариантов выбора здесь немного. Можно скрыться за высоким авторитетом Пушкина и с его пьедестала обрушиться на действительность с испепеляющим негодованием или, ужаснувшись, успокоиться, приняв на веру следующую формулу: реальность – она такая, как есть, и если хочешь что-то сделать, надо с этим считаться.

Человек не хочет разделять идеи, сфабрикованные из провокаций, человек боязлив: ему чужды громкие формулы атеистического чекана, ему необходимо хоть в чем-то утвердиться, успеть соотнести свою реальность с высокими смыслами, пока реальность не омертвела. Но он не в состоянии преодолеть общественные обстоятельства и стихийность бытия, одной только силою мечты быть нравственно цельным и духовно чистым. Идеология мира иронии, недоверия и неустойчивости без спросу внедряется в его быт, жизнь, мысль и надежду.