Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

В подобной ситуации, казалось бы, нет ничего зазорного, если бы не одно очень важное обстоятельство: «актуальное» искусство противопоставляет себя классике, самоназначается на ее место, узурпирует право быть выразителем истины в современности. Проблема лишь в том, что «актуальный» художник и писатель ликвидируют дистанцию утопии и критики, благодаря которым, собственно, и возникло искусство XIX века. «Актуальный» художник придерживается политической и идеологической корректности, поет здравицы православно-нефтяной сверхдержаве, отчего ему сыто и приятно. Если он что-нибудь и пытается поменять в этом мире, то только ценники на своих картинах (рукописях) или собственную приписанность к той или иной модной галерее (издательству). Он точно отслеживает и выявляет местную конъюнктуру текущего момента.

В этом смысле, как никогда раньше, осознается базовое назначение классики – восстановить статус искусства, его просветительскую, духовно-образовательную роль. Пушкин потребен в качестве образца культурного истеблишмента, вершины оси иерархии культовых имен, исходной главной буквы в рубрикаторе искусства, необходимой хотя бы для того, чтобы выявить, где настоящая культура, а где наряженная в смокинг пестренькая поделка.

Может, это и так на самом деле, однако не учитывается, что за последнюю четверть века трудовая и культурная этика была искалечена, уровень жизни и, соответственно, спрос выросли. Традиционный тип презентации бренда «Пушкин» – самый верный путь к его духовному и культурному разорению. На уровне потребительских ожиданий сам бренд остановился в своем развитии на полдороге от патриархального мышления к имперскому. В этом качестве ему не удается соответствовать основным требованиям современной социокультурной ситуации. Именно поэтому непонятен рынок сбыта продукции, производимой под логотипом бренда «Пушкин». Действительно, измерить воздействие слова «классика» на человека очень сложно. Реальные экономические доказательства данного факта отсутствуют.

При этом, общепризнанно, что существуют значительные эффекты от развития образования, здравоохранения, фундаментальной науки. Как бы то ни было, хотя бы по традиции государство должно поддерживать эти отрасли. Актуальная проблема: в какой именно мере поддерживать, государству не вполне ясно.

Печальный опыт уже имеется. Например, государственные инвестиции в спорт – дело, безусловно, важное, но недостаточное для полнокровного здоровья нации. Ни для кого не секрет, что профессиональный спорт не имеет ни малейшего отношения к здоровью. Он носит представительский характер. Итоги зимней Олимпиады 2010 года показали, что спорт в России является не менее проблемной зоной, чем культура.

Вероятна эскалация протекционизма. Протекционистские барьеры не переведут классику на инновационную модель развития. Здесь требуется не легкая терапия, а комплексная реанимация. Традиционный подход к классике никогда не был инновационным. Он ориентировался на массовое производство (школьная программа и книги, примитивная реклама) по минимальным ценам. Сегодня потребитель товара или услуг принимает решение о покупке под действием рекламы. А безвольные ведомственные формы продвижения классики, как правило, подаются как инновация, а на самом деле представляет собой лишь безвольный маркетинг.

Вид сбоку

Допустим и иной сценарий, при котором классика станет обязательной заботой каждого.

На первый взгляд современный культурный репертуар весьма широк. Может даже возникнуть иллюзия культурной полифонии. На самом деле культура социально стратифицирована. У каждой страты свои песни, объекты и места встреч. Идеология почвенничества вяло конфликтует с эстетикой постмодернистского урбанизма. Культура гламура предпочитает галереи «актуального» искусства и пафосные симфонические события. Литература мидлкласса представляет иронию как уличную правду. Эксперименты андеграунда эксплуатируют ресурс злобы и отчаяния. Остальные почти 99 % населения обслуживаются массовой культурой.

Подобная ситуация, устоявшаяся на Западе, только там и удовлетворительна. В России, традиционно объявлявшей культуру частью государственной идеологии, она смотрится искусственной. Государство вряд ли захочет поделиться культурой с кем бы то ни было еще.

Поэтому самые благостные проекты ребрендинга классики могут столкнуться с очевидными процессами, мало относящимися к культуре.

Рассмотрим радикальный сценарий вызволения России из культурного кризиса. Если страна пойдет по пути авторитаризма, контуры будущего очевидны: строгий культурный порядок будет наводиться любой ценой по ведомственной модели: до последнего грамотного россиянина. «Актуальное» искусство познакомится с заказчиком в лице государства. На Западе цены на очередное «современное» российское искусство взлетят. Играющий в революционность андеграунд окончательно растворится в производстве предметов потребления. И так далее.

Только России с умеренной демократией удастся найти удовлетворительные бизнес-модели для модернизации отношений человека XXI столетия с традицией.