Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Реклама должна не просто учитывать особенности сознания потребителя, а сама изменять его. Сигареты «Мальборо» закрепляют в сознании образ мужественности, Кока-Кола вызывает ассоциацию с молодостью и здоровьем. Ян Хофмайер утверждал: «Люди сами хотят, чтобы кто-то воздействовал на их сознание и помогал делать выбор». А теперь зададимся вопросом: какие ассоциации возникают у нас при упоминании имени Пушкина? Школьная программа, набор хрестоматийных тем, ссылка, юбилей, пожалуй, все. Спрашивается, Пушкин, что же это за притча такая?

Что же все же это за притча такая?

А вот какая притча: нужно перестать пользоваться красивыми метафорами, обнулить счетчик и научиться общаться с новым Пушкиным. А все эти печальные ламентации и утешительные раздумья об идеалах добра и справедливости, заключенных в четырехстопном ямбе… от всего этого нужно постепенно отвыкать. И сделать Пушкина парнем, который дарит на Новый год безродительным детям лыжи, велосипед. Да все что угодно дарит. Потому что он самый классный парень. Потому что он Пушкин.

О налогах потом… о патриотизме

По любому вопросу у нас в стране нет и не может быть единого мнения. Одни полагают, что нам нужны темпы, форсирующие реальную динамику. Другие уверены, что любое дело имеет шанс, если к нему подойти с либеральной неспешностью. Некоторые убеждены, что ставку нужно делать на прорывные технологии. Кто-то считает, что двигателем инноваций может быть добыча и переработка сырья, чтение и перечитывание Пушкина.

В XXI веке невозможно жить понятиями XIX столетия, пора признать, пусть даже отчасти признать… о нет: пора, пора признать, что культура – это товар, а читатель – потребитель.

Сегодня культура – как некий сервис, невнятный по навигации и неуверенный по целям, он работает или на случайного посетителя, либо ориентирован на школьника, для которого он обязателен. Целевая аудитория, выходящая за пределы школы, это абстрактные, выдуманные люди, чьи симпатии, даже если они придут в супермаркет культуры, находятся вне Пушкина. Кстати, Пушкин неудачно выложен на прилавках. Логистикам и менеджерам руки бы за это оторвать.

Спрос проявляется не только в желании получить что-то, но и в готовности инвестировать в это что-то не только то, что я хочу получить, но и то, от чего я готов отказаться, чтобы получить желаемое – приравнять желаемое тебе к социально желаемому. Это не так сложно. Кто-то из умных сказал: «Патриотизм заканчивается там, где начинаются налоги». Не менее умные мы ответственно заявляем: «Патриотизм должен с чего-то начаться, а потом уже поговорим о налогах».

Оценка уникальности предложения

Финал ХХ века сделал все, чтобы абсолютизировать современное искусство, назначить его на роль выразителя чаяний, дум и спроса. Концептуалисты, сторонники наивного искусства исповедовали нонконформизм с его вызовом истеблишменту. Поначалу андеграундное царство бедных форм, жалких средств, эфемерной пластики, развернутого комментария вокруг ничтожного предмета удовлетворяло потребности отыскивать альтернативу имперской помпезности и мифу классики.

Неподцензурность эпохи перестройки обратилась хаосом. Постепенно рынок стал диктовать свои законы, пришло понимание: если арт-предмет пахнет нищим советским бытом, его не повесишь над диваном из крокодиловой кожи. Искусство нулевых годов стремительно мигрировало, отыскивая возможность общественного влияния. Оно следовало за финансовыми потоками и стремилось обнаружить себя в рамках государственной цензуры.

Затем наступило время сверкающего, декоративного, инсталлированного. Андеграунд, распрощавшись с нонконформизмом, вышел из подполья и стал титульным стилем истеблишмента. Виртуозы нонспектакулярного эпатажа и акробаты поп-арт провокаций с напускной усталостью принялись разъезжать по аукционам и книжным ярмаркам. Это искусство – не участие в жизни человека, во всяком случае, не то, что понимала под участием классическая культура. Это – анализирующее, препарирующее любопытство, которое загрязняет духовную атмосферу общества холодной страстью категорий и концептов.

Сегодня главное отличие актуального художника и писателя заключается в отказе от протестного характера творчества. Родное державное лыко покрывается постмодернистской позолотой. Живописный образ стремится вписаться в строку новоофисного лоска, гламурное слово – в формат глянцевых журналов.