Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Человек во все времена пребывает между реальностью, неартикулированной в слово, стиль, жанр, и ее метафорическим образом. Самой реальности – объективной, лабораторной и честной – в книге, как и в любом другом поставщике условной информации, при этом претендующей на истинность, никогда не было. Хвалебные заверения исследователей литературы в том, что писателю имярек (методу, литературному направлению) «с исключительным мастерством удалось» что-то перенести на бумагу, «затронуть лучшие чувства читателей», «побудить» их к действию, с «гениальной проницательностью передать своеобразие эпохи» и т. д., не имеют малейшего отношения к истинному положению вещей. Так или иначе, художник воссоздает свое частное видение реальности, мало совпадающее с точкой зрения современников. Следует прислушаться к верному заявлению героя Э. Круми: «Любой человек моего поколения знает, что в „развеселые шестидесятые“ веселье на самом деле происходило там, где нас не было, что веселилась более фешенебельная публика, тогда как наши собственные похождения отличались подражательством, и у нас все время было ощущение, что мы опоздали. Точно так же мы считаем, что в „Опасных связях“ воплощена циничная мораль того времени; однако Лагарп был современником Лакло, знал мир, который тот якобы описал в своем романе, и называл этот роман „историей десятка дураков и потаскух“. Этот мир был так же далек от жизни Лагарпа, как „Бесшабашный всадник“ – от той, что живу я».

Писатель не может быть объективным в силу целого ряда причин. Он, как и любой другой человек, не в состоянии осмыслить широкий пласт реальности, освидетельствовать жизнь, которой не принадлежит. Любая попытка передать жизнь «в формах самой жизни» (просто у этой жизни формы не соответствуют эстетическим формам ее интерпретации) сталкивается с целым рядом условностей: писатель испытывает на себе влияние философско-эстетической моды, жанра, стиля, принципов словоупотребления и т. д. Освободиться от условно-формальных требований словесности письменнику не представляется возможным. В противном случае он не будет понят читателем.

Обыватель привык равно доверять или не доверять информации. В этом смысле в его задачу не входит дифференцировать источники этой информации, до ХХ века он черпал ее из книги, с последней трети прошлого столетия – в основном из ТВ.

В этом смысле по многообразию, «энциклопедичности» и «объективности» репрезентации реальности любой телевечер перекрывает «объективный» информационно-аналитический потенциал всей словесности за последние пару веков.

Книга, при всех ее хрестоматийных достоинствах, была далека от задачи предложить потребителю образ гипермасштабного мира.

К примеру, о вещах, которые находились вне индивидуального контроля, патриархальный человек попросту не думал. Газета, а затем ТВ стали настойчиво навязывать ему информацию об этих вещах. Окончательное разрушение патриархальной семьи произошло с помощью массированной политики ТВ-вовлечения человека в макромир. ТВ расширило вовлеченность в мир, который для человека всегда оставался невнятным и который, собственно, не нужен и опасен, ввиду того что его трудно вписать в структуру обывательской жизни.

ТВ позиционирует себя в качестве объективного источника информации, как место, где торжествует плюрализм идей и мнений, оно предоставляет слово всем: сектантам, клирикам, рокерам, генетикам, историкам. Каждый персонаж несет свою истину и активно ее отстаивает. Полифония взглядов очевидна и похвальна, Кэмерон Э. осматривает проблему: «Это они, конечно, для того, чтобы хоть немного развлечь слушателей. Этнические группы, живущие во взаимной ненависти и скованные разной исторической правдой, исключающие друг друга верования, отрасли промышленности и движения, каждый день сводящие на нет работу других, а также развлекательные программы, косо смотрящие друг на друга, – все это собрано бок о бок и награждено одним скопом, причем каждая награда ставит под сомнение правомерность другой. Ну, например, ремесло лесоруба объявляется достойным награды, но и дело защиты деревьев – тоже. Но разве правомерность одного не отменяет автоматически правомерность другого?»