Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

Сенат, а затем департамент гражданских и духовных дел Государственного совета нашли Пушкина «виновным за выпуск означенных стихов в публику прежде дозволения цензуры»[254], но поэт попадал под царскую коронационную амнистию (22 августа 1826 г.). Дело казалось для Пушкина оконченным. Однако затем ситуация осложняется. В начале 1828 года Николай I отправляется в действующую против турок армию; верховный надзор осуществляет Временная верховная комиссия (В. П. Кочубей, П. А. Толстой, А. Н. Голицын).

29 июня датируется первый официальный документ о привлечении к допросу виновных по делу о «Гавриилиаде»[255] — пока что вызывается лишь обладатель списка поэмы Митьков, но автор, Пушкин, конечно же «поставлен в очередь».

Накануне же, 28 июня, общее собрание Государственного совета сочло недостаточным заключение предшествующих инстанций насчёт «Андрея Шенье» и усилило «меру пресечения»: Пушкин был обвинён «в неприличных выражениях его в ответах своих…»

Речь шла об ответах годичной давности на заданные тогда вопросы.

Неприличные выражения, прежде не зафиксированные ни Сенатом, ни департаментом гражданских и духовных дел, вдруг замечены членами Государственного совета, собравшимися на общее собрание.

Среди высших персон, неблагоприятно отнёсшихся к поэту,— все три члена Временной верховной комиссии: Кочубей, Толстой, Голицын, разумеется, лучше всех осведомлённые и о движении дела насчёт «Гавриилиады». П. Е. Щёголев, констатируя враждебную позицию совета, не дал этому неожиданному повороту никаких объяснений. Меж тем близость дат (28 и 29 июня 1828 г.), «единство надзора» за обоими «сюжетами» («Гавриилиады» и «Андрея Шенье») — вот откуда внезапная на первый взгляд суровость Государственного совета.

Через месяц, 28 июля 1828 года, царь вдали от столицы утвердит решение петербургских сановников. Пушкина в это время уже собираются допросить о «Гавриилиаде», параллельно же оформляется система надзора и репрессий, рекомендованная Государственным советом.

18 августа 1828 года столичный генерал-губернатор П. В. Голенищев-Кутузов предписал обер-полицмейстеру: «Известного стихотворца Пушкина обязать подпискою, дабы он впредь никаких сочинений, без рассмотрения и пропуска оных цензурою, не осмеливался выпускать в публику под опасностью строгого по закону взыскания, и между тем учинить за ним безгласный надзор»[256].

Пушкин вынужден был дать унизительную подписку, ясно определившую его «новый статус»; подписку, завершавшую дело об одних стихах («Андрей Шенье»), но по сути, по смыслу открывавшую преследования за «Гавриилиаду».

Обозначим основные этапы дальнейшего следствия кратким напоминанием известных вещей.

Июнь — август 1828 года. Верховная комиссия призывает поэта несколько раз, требует ответить на вопрос Николая I, присланный с Балкан: «От кого получена Пушкиным „Гавриилиада“?»

Поэт не признаётся: мы догадываемся, что его раздражают подозрения в крайних революционных взглядах (за «Шенье»), в атеизме и богохульстве — за поэму.

Он объявляет, что «рукопись ходила между офицерами Гусарского полку, но от кого из них именно я достал оную, я никак не упомню. Мой же список сжёг я, вероятно, в 20-м году. Осмеливаюсь прибавить, что ни в одном из моих сочинений, даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет следов духа безверия или кощунства над религиею. Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне произведение столь жалкое и постыдное»[257].

В черновике этой же записки видна попытка Пушкина приписать авторство «покойному поэту кн. Дм. Горчакову», однако в окончательный текст этот способ оправдания не попал; зато о возможном авторстве Горчакова Пушкин в эти дни писал П. А. Вяземскому, явно надеясь, что письмо вскроют на почте (см. XIV, 26).

Снова и снова парадоксы: прощённый царём 8 сентября 1826 года, казалось бы, за все грехи предшествующих лет, Пушкин на недоверие власти отвечает недоверием к её милости; он помнит, что именно за подозрение в атеизме был сослан в Михайловское в 1824 году — и не желает «виниться» в сочинении 1821 года.

Осенью 1828 года царь, однако, велит спросить Пушкина «моим именем».

Положение поэта трудное; формальных доказательств его авторства следователи не имеют, но в то же время сочинитель «Гавриилиады», кажется, всем известен и по слухам, и по слогу — «по когтям»…

Возникает ситуация, предельно похожая на ту, что была во время разговора в Чудовом дворце, когда не генерал или министр, но сам царь спрашивал: «Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря?»