Читаем Пушкин. Изнанка роковой интриги полностью

Для доказательства ценности вклада Пушкина в науку славы исследователи сличают рукопись Пушкина с серьезными историческими работами, доказывая, что Пушкин их знал. Но в результате оказывается, что Пушкин лишь выписывал сведения из книг и документов. На большее ему физически не хватило жизненного времени: до смерти оставалось два года – недостаточный срок даже для гения. Много ли он успел прочитать?

Его лицейский приятель барон Корф, любитель библиографических розысков, дал Пушкину список литературы о Петре; оказалось, большую часть книг поэт не знал. Он начал конспектировать сочинение Ивана Голикова «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России», изданное Новиковым, прочитав из тридцати томов примерно девять, в основном в 1835 году. Затем работа замедлилась. Хотя Пушкин многим говорил, что собирается засесть в архивы на полгода, архивные розыски оказались невелики.

Барон Франсуа Леве-Веймар вспоминал со слов самого Пушкина, с которым оказался в дальнем родстве, что тот «разыскал переписку Петра Великого, включительно до записок полурусских, полунемецких»[462]. Однако 1500 писем Петра уже было опубликовано Голиковым (у Пушкина имелся один том – 445 писем). Известно также, что Пушкин получил от потомков князя Долгорукова четыре письма Петра. За три недели до смерти Пушкина с ним беседовал надворный советник Дмитрий Келер, оставивший дневник. Пушкин ему сказал: «Я до сих пор ничего еще не написал, занимаюсь единственно собиранием материалов…»[463]. Так и надо, нам кажется, относиться к этому труду: как к замыслу с незначительной частью собранного материала. Это и есть текст (в ИРЛИ примерно 160 страниц – 22 тетради) пушкинской «Истории Петра» – пачка листов, которыми наследники поэта устилали клетку с канарейками и часть успели уничтожить (пропало девять тетрадей), – упрек легкомыслию вдовы классика.

Можно спорить о том, что именно Пушкин выписал, что опустил, и на этом строить предположения о его симпатиях, антипатиях и искать элементы будущей монографии о Петре. Но позволительно ли считать сочинением писателя выписки из произведений других авторов? Неслучайно И. Фейнберг, назвав было работу Пушкина «великой книгой», потом писал о «черновой конструкции будущей книги» и «общих контурах великой книги»[464]. Как говорится, две большие разницы! В разрозненных текстах – та же заведомая симпатия к нашим и хула врагам. Пушкинист так оправдывает поэта: «Фигура Карла служила… Пушкину средством контрастной характеристики Петра»[465]. Вдумайтесь: шведский король Карл – средство для героизации русского царя. Карл у Пушкина безумный, жестокий, взбалмошный авантюрист. Он пародийно рвет на себе волосы и бьет себя кулаками по щекам.

А ведь до Пушкина миф о Петре не был, так сказать, всеобъемлющим. Существовали другие мнения. За полвека до пушкинского замысла Радищев, отмечая «мужа необыкновенного», добавлял, что «мог бы Петр славнее быть», «утверждая вольность частную»[466]. Кюхельбекер в парижской лекции говорил: «Петр I, которого по многим основаниям назвали Великим, опозорил цепями рабства наших землепашцев»[467]. Декабрист Михаил Фонвизин писал: «Гениальный царь не столько обращал внимание на внутреннее благосостояние народа, сколько на развитие исполинского могущества империи»[468]. Пушкин оказывался значительно более цельным апологетом Петра Великого, чем княгиня Дашкова, князь Щербатов, автор глубокого труда «Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого», не говоря уж о работах Руссо и Дидро.

Александр Тургенев написал брату Николаю: «В Пушкине лишились мы великого поэта, который готовился быть и хорошим историком»[469]. Царь поручил «науку славы» профессору Петербургского университета Николаю Устрялову. Тот задание выполнил более профессионально. Кстати, в предисловии к «Истории царствования Петра Великого» Устрялов подробно говорит о всех своих предшественниках, а Пушкина даже не упоминает.

С точки зрения мифотворчества, интересно посмотреть, какие факты опустил или не использовал Пушкин, занимаясь историей Петра, – факты, которые могли оказаться наиболее интересными не только для историка, но, прежде всего, для писателя. Приведем (с неизбежной степенью субъективности) несколько деталей, взятых, в основном, из тех самых источников, которые читал поэт, деталей жизни первого российского императора, которые писателя Пушкина не заинтересовали.

Двух с половиной лет от роду Петр был уже в чине полковника, но его еще кормили грудью. До конца жизни царь игнорировал русскую грамматику и писал, как попало. Тетради его учения показывают, что он не смог одолеть элементарной математики, нужной для артиллерии. Любимым занятием подростка было бить в барабан. Петр рос хулиганом, не зная ограничений. Насильно женатый шестнадцати лет, Петр предпочитал спать отдельно в военной казарме. С юности его жизнь была сплошная гульба, дебоши, пьянство, друзья его умирали от перепоев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?
«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?

«Всё было не так» – эта пометка А.И. Покрышкина на полях официозного издания «Советские Военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне» стала приговором коммунистической пропаганде, которая почти полвека твердила о «превосходстве» краснозвездной авиации, «сбросившей гитлеровских стервятников с неба» и завоевавшей полное господство в воздухе.Эта сенсационная книга, основанная не на агитках, а на достоверных источниках – боевой документации, подлинных материалах учета потерь, неподцензурных воспоминаниях фронтовиков, – не оставляет от сталинских мифов камня на камне. Проанализировав боевую работу советской и немецкой авиации (истребителей, пикировщиков, штурмовиков, бомбардировщиков), сравнив оперативное искусство и тактику, уровень квалификации командования и личного состава, а также ТТХ боевых самолетов СССР и Третьего Рейха, автор приходит к неутешительным, шокирующим выводам и отвечает на самые острые и горькие вопросы: почему наша авиация действовала гораздо менее эффективно, чем немецкая? По чьей вине «сталинские соколы» зачастую выглядели чуть ли не «мальчиками для битья»? Почему, имея подавляющее численное превосходство над Люфтваффе, советские ВВС добились куда мeньших успехов и понесли несравненно бoльшие потери?

Андрей Анатольевич Смирнов , Андрей Смирнов

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Сергей Фудель
Сергей Фудель

Творчество религиозного писателя Сергея Иосифовича Фуделя (1900–1977), испытавшего многолетние гонения в годы советской власти, не осталось лишь памятником ушедшей самиздатской эпохи. Для многих встреча с книгами Фуделя стала поворотным событием в жизни, побудив к следованию за Христом. Сегодня труды и личность С.И. Фуделя вызывают интерес не только в России, его сочинения переиздаются на разных языках в разных странах.В книге протоиерея Н. Балашова и Л.И. Сараскиной, впервые изданной в Италии в 2007 г., трагическая биография С.И. Фуделя и сложная судьба его литературного наследия представлены на фоне эпохи, на которую пришлась жизнь писателя. Исследователи анализируют значение религиозного опыта Фуделя, его вклад в богословие и след в истории русской духовной культуры. Первое российское издание дополнено новыми документами из Российского государственного архива литературы и искусства, Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации и семейного архива Фуделей, ныне хранящегося в Доме Русского Зарубежья имени Александра Солженицына. Издание иллюстрировано архивными материалами, значительная часть которых публикуется впервые.

Людмила Ивановна Сараскина , Николай Владимирович Балашов

Документальная литература