Пушкин. Изнанка роковой интриги

Достоевский в подобном размышлении был весьма категоричен: «Если бы Татьяна даже стала свободною, если б умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным». Тут уж не автор, а вовсе сторонний писатель навязывает свою волю героям чужого произведения! «Предположим, Онегин женился на Татьяне, – спорит с классиком Клейтон, – был бы брак счастливым или распался от других симпатий и ревности? Потенциально такие варианты развития сюжета «Онегина» вполне прослеживаются». Жаль, что мы не можем проверить все эти рассуждения: Онегин этот брак Татьяне не предлагал. И не звал он ее отправиться с ним за границу (любимая мечта самого поэта).

Да, браки совершаются на небесах. Но судьбу Татьяны решил единолично Пушкин. Скажем теперь то, о чем нам думалось издавна, все годы пребывания в черных списках на родине и в эмиграции. В подтексте неколебимой верности Татьяны как национальной героини просматривается и еще один нерасторжимый брак. Пушкин говорил Брюллову, что сам он женился потому, что его не пустили за границу. Развод индивида с Россией веками был строго наказуем. Отделения поэта от родины не произошло, причем против его воли. Перед женитьбой он опять несколько раз просился в Европу, но ему было отказано. Он оказался навечно привязан к отечеству, и ему оставалось до конца дней пребывать на должности верноподданного. Отсюда соединение ненависти к отечеству с любовью к нему в единое целое, явление, добавим, столь характерное для постылых браков между мужчиной и женщиной.

«Да, жить у нас на родине трудно, плохо, – говорит предположительный российский гражданин, – но развода индивида с Россией быть не должно. Я обожаю с юности Италию или Францию – все равно надо терпеть. Я России отдан, я буду ей навек верен». Не может того быть, кажется нам, чтобы Пушкин с его ясновидением не усматривал столь прозрачную аналогию. В этом плане можно сказать, что в «Евгении Онегине» подсознательно отражена линия жизни Пушкина: гедонизм, соединенный с целеустремленностью к свободе, любовь к России и невозможность развода с отечеством.

Побег из семьи на волю

Итак, развязка романа отражала взгляды поэта в момент окончания «Евгения Онегина». Пушкин твердо решил жениться, и понятно, что семья в его иерархии нравственных ценностей стала важнее, выше адюльтера. Умный и опытный человек, он сомневался в ответной любви Натальи Николаевны и, вступая в брак с неписаной красавицей, стремился упредить ее поведение заклинанием «Я буду век ему верна». Роман проигрывал от такого дидактического окончания, но Пушкину это виделось важным для предстоящей семейной жизни.

К своему роману поэт вернулся в октябре 1831 года, спустя год после завершения романа. В восьмую главу добавляется важная вставка, необходимая для закольцовывания, – письмо Онегина Татьяне. А спустя два года в Болдине, в октябре 33-го, появляется черновая онегинская строфа, обращенная к Плетневу, с мыслью:

Давно забытого героя,
Когда-то бывшего в чести,
Опять на сцену привести.

Дальше полутора десятка черновых строк дело не пошло. Казалось, блеснувшая идея писать продолжение «Евгения Онегина» благополучно забыта.

Пушкин часто и верно предчувствовал, но не всегда поступал в лад с предчувствием. В русском языке налицо два слова для бракосочетания, обращенных к противоположному полу: женитьба и замужество, но одно существительное развод; в английском наоборот: одно слово брак (marriage), но два для развода: separation (слово, на которое обратил внимание Пушкин, читая Байрона) и divorce. Если люди расходятся сами, точнее было бы по-русски просто сказать расход, но такого значения этого слова нет. Слово развод происходит от слова вести, то есть присутствует кто-то третий: человек, начальник, церковь, государство или же – Бог, дьявол, неведомая сила, которые разводят двоих. В самом деле, если браки совершаются на небесах, то разводы – где же? Может, в аду?

Два с половиной года минуло с женитьбы поэта, и вот в творчестве поэта появляется трагическая тема отторжения мужчины и женщины потусторонними силами. Сначала она звучит в «Пиковой даме», год спустя та же сила разъединения звучит и в «Медном всаднике». Тема была новая для Пушкина, но отнюдь не новая в мировой литературе. Мы, со своей стороны, обратили внимание на подсознательную связь мыслей о мистическом разобщении мужчины и женщины в произведениях Пушкина этого периода с растущим напряжением отношений в его собственной семье.