Пушкин. Изнанка роковой интриги

А вот элементы амбивалентного поведения высшего начальства по отношению к Пушкину всегда отмечались. Пушкин едет «свободно», но – «под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта». Из Москвы в Петербург ему можно путешествовать по своей воле когда угодно, но – «чтобы предварительно испрашивали разрешения чрез письмо». Сцилла и Харибда обозначены и в указании Бенкендорфа сочинять записку: «Вам предоставляется совершенная и полная свобода», но – тема задана: «На опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания» (то есть 14 декабря)[369]. И т. д. В «постоянную двойственность» Пушкин был поставлен с момента отъезда из Михайловского[370].

Традиционно трудным в записке «О народном воспитании» оставалось объяснение тезисов, которые Пушкиным не поддерживались, и понимание мотивов, по которым поэт это написал. Если текст противоречил, то без цитат говорилось, что имеются «сложности текста, некоторые места которого и сейчас непросто истолковать»[371]. Сосредоточим внимание именно на таких заявлениях Пушкина: непросто истолковать его суждения, поддерживающие, а то и обгоняющие теорию и практику правительства Николая I и Третьего отделения. Может быть, внешняя раздвоенность как бы настраивает мышление Пушкина на определенную волну?

Прежде всего, это касается оценки Пушкиным декабристов. «Недостаток просвещения и нравственности, – пишет он в сочинении «О народном воспитании», – вовлек молодых людей в преступные заблуждения». Чуть ниже деятельность своих друзей и знакомых, причастных к событиям 14 декабря, он называет «злонамеренными», а их усилия «ничтожными». Несколько раз в записке он возвращается к декабристам, чтобы сказать о них что-то плохое.

Ставшего невозвращенцем и жившего в Лондоне Николая Тургенева (брата своего друга и покровителя Александра Тургенева, к которому Пушкин всю жизнь относился с пиететом) он называет политическим фанатиком, а его коллег «буйными его сообщниками». Но отмечает, что Николай отличался среди них нравственностью и умеренностью. Критики государства, указывает Пушкин, препятствуют государству, «безумно упорствуя в тайном недоброжелательстве». За год до этого Пушкин с интересом прочел рукопись «Горе от ума». На чьей стороне он выступает в записке? Положительные люди (то есть верноподданные, и он причисляет к ним себя) имеют целью «искренно и усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений».

Поэт говорит о том, что под влиянием либеральных идей мы увидели литературу, «превратившуюся в рукописные пасквили на правительство и возмутительные песни; наконец, и тайные общества, заговоры, замыслы более или менее кровавые и безумные». Исходя из такого посыла, поэт автоматически относит к пасквилям и часть написанного им самим.

Странным здесь выглядит взгляд Пушкина на образование. Автор записки предлагает защитить новое поколение от влияния пагубных либеральных влияний. Больше того, оговорившись, что не следует бояться республиканских идей, он предлагает сообщать о них, чтобы они не изумили воспитанников при вступлении в свет и не имели для них прелести новизны.

По мнению Пушкина, «должно увлечь все юношество в общественные заведения, подчиненные надзору правительства; должно там его удерживать, дать ему время перекипеть…». Пушкин обращает внимание на преподавание языков и литературы. Он, всю жизнь изучавший языки, считает, что «языки слишком много занимают времени. К чему, например, шестилетнее изучение французского языка, когда навык света и без того слишком уже достаточен? К чему латинский и греческий?» И это пишет «француз» Пушкин. Он против того, чтобы дети вовлекались в литературу, творчество, общественную жизнь. «Во всех почти училищах, – пишет он, – дети занимаются литературою, составляют общества, даже печатают свои сочинения в светских журналах. Все это отвлекает от учения, приучает детей к мелочным успехам и ограничивает идеи, уже и без того слишком у нас ограниченные». Стало быть, сочинение стихов (чем занимались в лицее многие, включая самого Пушкина) «ограничивает идеи».

Преподавать историю, по мнению Пушкина, следует «по Карамзину», что безусловно положительно. История в первые годы учения «должна быть голым хронологическим рассказом происшествий». «Но в окончательном курсе преподавание истории (особенно Новейшей) должно будет совершенно измениться». Изучение России должно преимущественно занимать «умы молодых дворян, готовящихся служить отечеству верою и правдою». Как говорится, сон в руку. Те, кто когда-нибудь учился в России, знают, что такое политизированная история, приспособленная к потребностям данного правительства.