«Великой скорбию томим…»
На перепутье
Стихотворение «Пророк» занимает особое место в истории отношений Пушкина и Императора Николая I.
А. С. Пушкин. Гравюра Т. Райта
Это стихотворение о перепутье на жизненном пути Пушкина. О перепутье, прямое отношение к которому имел Император Николай. О перепутье, в котором сам Пушкин в то время не вполне еще разобрался и создавал один за другим варианты стихотворения: писал – уничтожал – писал заново – уничтожал опять… И таких вариантов – редакций «Пророка» была не одна и не две.
Собственно, история стихотворения началась задолго до того, как Пушкин написал его первую редакцию, еще в царствование Императора Александра Павловича. Александр, говоря словами Пушкина, «упек» его тогда в ссылку и тем самым обозначил как политическую фигуру. Об этом почему-то никогда не говорится, но Пушкин был
Но так или иначе, повторю это – высылка из столицы в ответ на оду «Вольность» сделала Пушкина
Шесть с лишним лет, с мая 1820 г. до начала сентября 1826 г., Пушкин провел в ссылке: сначала в Кишиневе и Одессе, а с лета 1824 г. – в имении родителей сельце Михайловском Псковской губернии. Обращения его родных и друзей к Императору Александру I с просьбой вернуть поэта в Петербург не были услышаны. Кончина Александра и воцарение Императора Николая I коренным образом изменили судьбу Пушкина. Правда, не сразу.
Николай I
Начало царствования Николая было омрачено военным мятежом в Петербурге 14 декабря 1825 г. Главные участники мятежа – «декабристы» – гвардейские офицеры, представители видных дворянских родов. Мятеж был подавлен. Следствие тянулось несколько месяцев. Результаты его известны: пятеро участников заговора были повешены, сто двадцать отправлены на каторжные работы в Сибирь. Разобраться в причинах мятежа стремился и сам Николай. Он сумел понять, что мятеж был порожден не тяжелыми условиями жизни, а идеологическими причинами. Двух главных идеологов мятежа – Пестеля и Рылеева повесили. А третий, Пушкин, который участия в заговоре не принимал, но оказывал огромное влияние на духовный мир мятежников, настолько заинтересовал Николая I своей неординарностью, что он повелел вызвать его в Москву для личной беседы. И сделал это в первый же свой рабочий день после коронации. «Пушкина призвать сюда, – записывает распоряжение Императора начальник Главного штаба генерал Дибич. – Для сопровождения его командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мне. Писать о сем псковскому гражданскому губернатору»[157].
В ночь с 3 на 4 сентября в Михайловское прибыл офицер с предписанием срочно прибыть в Псков, дабы затем немедленно отправиться в Москву по повелению Государя.
Появление поздней ночью офицера с бумагой от псковского губернатора произвело в Михайловском эффект разорвавшейся бомбы. Арина Родионовна – в слезах. Пушкин сжигает «Михайловскую тетрадь» – там автобиографические записки, какие-то стихи, черновики «Бориса Годунова»… В пятом часу утра поэт уезжает. Четыре дня он в дороге. Наконец, в первой половине дня 8 сентября, еле живой от пережитых волнений и утомительного пути, томимый самыми черными предчувствиями, Пушкин предстал пред очи Государя.
Чудов дворец в Кремле
Два часа длилась их беседа в Чудовом дворце. Без свидетелей. Тем не менее многое об их разговоре известно.
Известно, что Император остался весьма доволен беседой: в тот же вечер на балу он сказал Дмитрию Николаевичу Блудову (так, чтобы слышали и другие): «…Я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России». Довольным остался и Пушкин: Царь объявил, что поэт свободен от ссылки, от обычной цензуры и что читать его произведения он будет само лично.
(III, 89)
Известны, или по крайней мере можно предположить с большой степенью вероятности, темы, которые обсуждали Николай и Пушкин.