Так и не удалось Пушкину вырваться за пределы России — «увидеть чуждые страны», не считая разве что его путешествия в Арзрум. «…Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России» — так писал поэт об этом столь знаменательном для него событии.
В Одессе, где Пушкин жил в 1823–1824 годах, им был задуман фантастический план побега на корабле в далекие страны, и княгиня Вяземская уже собирала деньги на его осуществление…
И во время своей ссылки в Михайловское в 1825 году Пушкин вновь замыслил самовольно покинуть Россию, что неминуемо грозило бы ему серьезными неприятностями. Добрейшая Прасковья Александровна Осипова, зная о крайне удрученном душевном состоянии поэта, просила Жуковского помочь Пушкину уехать за границу, чтобы «его талант, его поэтический гений» не погибли для России. Но и ее хлопоты не увенчались успехом…
Не довелось Александру Сергеевичу уплыть в дальние края на пироскафе, на борту которого он себя уже представлял в том столь важном для него 1830-м, когда от слова божественной Натали зависело решительно все: его жизнь, судьба, счастье…
«Никогда еще не видал я чужой земли, — признавался поэт в своем „Путешествии в Арзрум“. — Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою».
Но так и не дождались поэта ни королевские дворцы Франции, ни красоты вожделенной Италии. В земной судьбе Пушкину определено было странствовать лишь по российским дорогам.
А его близкие друзья — князь Петр Андреевич Вяземский, Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Голенищева-Кутузова, и ее дочери — графини Долли Фикельмон и Екатерина Тизенгаузен, княгиня Зинаида Волконская — без особых хлопот коротали промозглые петербургские зимы в Риме и Неаполе, а по весне отправлялись в Венецию.
Вряд ли знал Пушкин, что за столетие до его рождения молодые стольники Юрий Ржевский и Иван Головин, два его прапрадеда, обучались в Венеции морским наукам.
В 1820-х годах совершил путешествие по итальянским городам лицейский друг поэта «Кюхля» — Вильгельм Кюхельбекер.
Италия манила Пушкина, дразнила и волновала его поэтическое воображение:
Пожалуй, лишь в Одессе Пушкину удалось почувствовать колорит полуденной Европы, услышать на ее улицах «язык Италии златой»[102]
. Кстати, там же ему довелось встретить своего дальнего родственника Михаила Бутурлина, вместе с поэтом служившего в канцелярии графа М. С. Воронцова. Но дружбы с 17-летним «кузеном» не получилось: приехавший из Флоренции молодой Бутурлин, где в то время жила его семья, получил строгий наказ от отца (Дмитрий Петрович Бутурлин, его отец, — известный библиофил, друг родителей поэта и их московский сосед) держаться подальше от вольнодумца Пушкина…Италия, страна грез, стала своеобразным некрополем для многих близких Пушкину людей, любивших его и любимых им. Первым этот горестный список открыл лицейский товарищ поэта Николай Корсаков. Он умер юношей во Флоренции в 1820 году, находясь там при русской дипломатической миссии, «увял во цвете лет».
В Италии нашла свой последний приют 22-летняя красавица Амалия Ризнич, в которую Пушкин был влюблен в Одессе и чей классический профиль любил поэт рисовать на страницах рукописей.
В романтической Венеции скончалась Долли Фикельмон, одна из умнейших и обаятельнейших женщин Пушкинской эпохи. Римский собор Св. Винченцо и Анастазио, что близ знаменитого фонтана Треви, стал усыпальницей «царицы муз и красоты» Зинаиды Волконской. В Вечном городе умерла от чахотки и похоронена 18-летняя княжна Прасковья, дочь Петра Вяземского.
По странной прихоти судьбы первый в мире памятник Пушкину появился именно в Италии. Памятная мраморная стела была воздвигнута княгиней З. А. Волконской на ее прекрасной римской вилле сразу же, как только горькая весть о гибели поэта донеслась до нее.
И век мне не видать тебя, великой Рим,