Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Итак, власть должна восприниматься в общественном сознании как легитимная, защищающая государственные интересы и национально-исторические традиции страны, а главное – уважающая личное достоинство и свободу граждан. Вот, на наш взгляд, основные требования Пушкина к власти, его политическое кредо. В условиях первой половины XIX века этим требованиям, по мнению поэта, могла в наибольшей мере отвечать модель просвещенного абсолютизма. В идеале. Правление дома Романовых, включая двух императоров – современников поэта, было страшно далеко от этого идеала. Поэтому Пушкина никак нельзя причислить к поклонникам российского самодержавия. Оно было начисто лишено просвещенности (о чем ярче всего свидетельствует «камер-юнкерское» положение великого поэта и мыслителя при российском дворе), а абсолютизм в российском исполнении вырождался в самодурство.

Глава 10 Озарение и ошибки П. Е. Щеголева

Имя Павла Елисеевича Щеголева особняком стоит в мировой пушкинистике. Мало кто знает, что его нашумевшая в свое время монография об очередной «утаенной любви» Пушкина (Марии Раевской-Волконской) была написана в Петропавловской крепости, где Щеголев провел без малого три года, осужденный в 1909 г. как издатель-редактор журнала «Былое» за неправильную оценку отдельных исторических эпизодов царствования дома Романовых. Несмотря широкий диапазон научных интересов П. Е. Щеголева, пушкиноведение стало его страстью, основной темой его творческой деятельности.

Труды Щеголева выделяются своей монументальностью, обстоятельностью. Ни один серьезный исследователь биографии и творчества Пушкина не может их обойти или отмахнуться без тщательного анализа. Хотя такие попытки в пушкинистике не единичны, но они лишь подтверждают легковесность авторов и фундаментальность П. Е. Щеголева.

В Щеголеве поражает его беззаветное служение науке, знанию. Он уже классик, но открывается что-то новое для него – и он встает на позицию, что «истина дороже» уже заработанного авторитета и регалий. В предисловии к третьему изданию своей книги «Дуэль и смерть Пушкина» (15 ноября 1927 г.) он пишет: «Текст исследования не подвергся изменениям, но новые материалы и новые возможности их разработки, созданные освобождением от цензурных и условных пут, побудили меня к пересмотру истории дуэли. Результатом пересмотра явился новый взгляд на возникновение дуэли и новое освещение темной роли Николая I в истории последних месяцев жизни Пушкина. Изложению произведенных мною разысканий посвящена написанная заново IX глава второй части книги «Анонимный пасквиль и враги Пушкина»«. Завершая эту главу, Щеголев не забывает сделать специальное заявление: «С выходом настоящей работы теряют свое значение напечатанные мной статьи в журналах «Минувшие дни», № 1, «Огонек», № 42, 1917 г. и в газете «Вечерняя Москва» за 13–14 октября 1917 г.» К этому надо добавить, что с появлением IX главы в третьем издании книги Щеголева, становятся бессмысленными с концептуальной точки зрения оба предыдущих издания. Но Щеголева это не смущает. Наоборот, он акцентирует внимание своих оппонентов и читателей на этом факте – смотрите, как я заблуждался и как я преодолел не только свои ошибки, но и свою гордыню! Снимем шляпу, господа, и посмотрим в зеркало: кто сейчас способен на столь мужественный поступок?

Однако вернемся к сути кардинального изменения трактовки намеков и иносказаний, содержащихся в анонимном дипломе. Щеголев весьма аргументированно и без особого труда доказывает, что в дипломе прослеживается «царственная линия» мнимого рогоносца. Иначе зачем было вплетать в текст диплома Нарышкина? Любовная история его супруги с Александром I за два прошедших десятилетия до написания диплома изрядно истерлась в памяти петербургского бомонда и затерялась среди многочисленных «эротических шалостей» венценосного семейства. Но две персоны могли наверняка безошибочно и мгновенно расшифровать «нарышкинский» подтекст: Пушкин и Николай Павлович. На это и делал расчет аноним.